– Да уж… если вы умудрились рассориться так, что на тебе лица нет, – качает головой мама, не закончив фразу.

Ставит передо мной тарелку с тостами и чашку чая, открывает баночку крем-мёда. До меня доносится малиново-пряный аромат, но сейчас от него тошнит.

– Рассказывай, – говорит мама, устраиваясь напротив и отпивая глоток чая.

Я дожидаюсь, когда она отставит чашку прежде чем выдать сразу и всё:

– Любаша – дочь Дениса. Я узнала об этом вчера. Сразу после того, как три теста на беременность показали положительный результат.

Произнесённые слова скорее похожи на сухой отчёт, от которого, впрочем, у мамы глаза округляются настолько, что почти перестают помещаться на лице.

– Чьи… тесты? – выдыхает она ошарашено, видимо, начиная подозревать, что у меня не всё в порядке с головой.

И это объяснимо – скажи мне кто-то вчера утром ту ересь, что я сама сейчас говорила, я бы сама подумала – а не сумасшедший ли он?

– Мои тесты. Я беременна, – выдыхаю четыре слова, а самой отчего-то в это совсем не верится.

Наверное, потому что ощущение счастья от этого было скоротечным и рухнувшим в одночасье. И если я и думала о чём-то за последние несколько часов, так это вовсе не о материнстве.

– Так. С чаем я погорячилась, – говорит мама, после чего, чуть пошатываясь, поднимается из-за стола, выуживает из шкафчика бутылку Саперави и наливает себе бокал.

Приговаривает залпом, наполняет снова.

– Обратно возьму такси, – поясняет она, хотя последнее, о чём я сейчас собираюсь спрашивать – как мама доберётся до дома. – Кисуль… а ты точно мне сказала… ну… – осторожно начинает она, и я заканчиваю за неё:

– О том, что Люба – дочь Дениса? Да.

– Господи…

Мама начинает метаться по кухне. Её руки подрагивают, и меня саму тоже начинает бить мелкий озноб.

– Что значит, Люба – дочь Дениса? Алиса что… они были вместе всё это время? – ужасается мама, когда до неё доходит весь смысл сказанного.

– Уверяют, что нет, – пожимаю я плечами.

Стараюсь говорить ровно, даже равнодушно, но выходит откровенно хреново.

– Как это уверяют? Они сами признались?

– Денис по ошибке прислал сообщение не Алисе, а мне, где спрашивал, как его дочь. Скрывать оба ничего не стали. Говорят, что у них было раз, ещё до того, как мы с Дэном познакомились. Это мне сказала Алиса.

Ну почему это обстоятельство никак не нивелирует то ужасающее чувство предательства, которое, кажется, поселилось внутри навечно? Хотя, я знаю, почему. Ложь. Вот, что я не готова простить. Многолетнюю осознанную ложь.

– Я не знаю, что тебе сказать, Настён… не знаю, – шепчет мама в ответ.

Не бросается хаять моего мужа последними словами, не восклицает с облегчением каких-то глупостей вроде того, что эта ситуация яйца выеденного не стоит. Просто озвучивает то единственное, что я готова сейчас услышать. Потому что я и сама не знаю – ни что сказать, ни что подумать, ни что стоит чувствовать.

– А где сейчас Денис?

– Понятия не имею. Я не могу с ним говорить.

– Но рано или поздно придётся.

Я всё же отпиваю глоток чая, чтобы хоть немного притупить ту горечь, которая больше похожа на оскомину.

– Придётся, да.

– Он знает про ребёнка?

– Пока нет.

Мама делает глубокий вдох, опускает взгляд на скрещенные на столе руки.

– Я считаю, что тебе нужно всё обсудить с Денисом. Вообще всё.

– На данный момент мне было достаточно разговора с… подругой.

Совсем скоро я отучу себя говорить об Алисе так, но пока наша дружба ещё существует в самом обозримом прошлом – эта привычка со мной.

– Ну, подруга – это не то, что муж, – резонно говорит мама. – И наверное, не стоит это озвучивать, но я целиком и полностью на твоей стороне.

Я машинально киваю, опускаю взгляд на пальцы, которыми тереблю край футболки. Зря считала, что мне полегчает, если хоть немного выговорюсь. Кажется, всё напрасно. По крайней мере, пока…

– Настён, слушай… – начинает мама, но договорить не успевает.

Её перебивает настойчивый звонок в дверь. Я испуганно перевожу взгляд с мамы на прихожую и обратно. Становится тяжело дышать, потому что чувствую, кто именно пришёл. Мне этого даже не нужно знать.

Мама понимает всё без лишних слов. Тихо поднимается из-за стола, на цыпочках выходит, чтобы совсем скоро вернуться и под аккомпанемент трели звонка шепнуть одними губами:

– Это Денис.

Я не знаю, откуда вдруг во мне берётся то, что чувствую в следующую секунду. Но оно рождается и крепнет с каждым мгновением. Злость, помноженная на обиду. Нежелание стать затворницей в собственном доме, вынужденной прятаться и ходить по струнке каждый раз, когда обманщику-мужу придёт в голову сюда приехать. А если Дэн вообще решит поселиться за дверью? Нет, это ненормально.