— Так и будет, — улыбнулся сотник. — Интересно сколько всего таких полос?
–

— Мы пока прошли две как и вы, наш лагерь как раз перед третьей. —

— А почему не на той стороне? — удивился сотник.

— Ах да! Ты ведь говорил, мало мест пригодных для стоянки. —

— Не в этом дело, — поморщился друг, — пошли покажу. —

Сотники неторопливо миновали отдыхающий лагерь, вышли за его пределы и через пару десятков шагов подошли к поросшему ромашками полю.

Старый орк сморщившись кивнул — конечно же поле располагалось между двух участков леса и любой кто путешествует верхом предпочел бы проехать здесь, а не лезть меж деревьев.

— Смотри, — хозяин стоянки метнул подобранный по пути камень прямо в цветы и не сдержал улыбки, когда его друг дернулся всем телом, увидев судьбу мгновенно исчезнувшего с поверхности булыжника. Некоторое время по ''ромашковому'' полю (на деле страшной колдовской трясине) ходили круги, а затем ловушка приняла свой прежний невинный вид.

Сотники поговорили о том о сем, решили пока действовать вместе: отряды пройдутся вдоль полосы ловушек на запад и восток и поищут более-менее проходимый путь, потом вернутся на место общей стоянки, поделятся тем что нашли, переночуют и завтра поутру воспользуются лучшим из найденных путей. Сказано сделано, не прошло и десяти минут как сотни разошлись каждая своим путем.

Через два часа сотня повернула назад, старый орк был доволен: они не только нашли удобный проход, но и сумели без потерь очистить его от ловушек. Сотник спешил, через три часа начнется солнце-закат и пока дает светило желательно достичь лагеря, позаботится о лошадях, может даже помыть их в ближайшей реке, ну и самим отдохнуть и поесть при свете дня. Инстинкт подсказывал ему не раскладывать обычные ночные костры, и сотник собирался последовать редко подводившему его чутью, именно поэтому так важно было достичь стоянки до темноты. Уже на подходе внезапно и страшно застонал шаман и чуть не вывалился из седла, благо скакавшая рядом сестра успела ему помочь.

— Чего там у тебя?! — недовольно спросил у шамана сотник и осекся, увидев белые без зрачка глаза и будто вываленное в муке лицо. Он не раз видел подобные лица прежде и знал насколько бесценны бывают слова, что изречет впавший в транс шаман. — Говори!
–

— Вторая сотня все без одного мертвы, — не своим голосом прошептал-пропел шаман и снова едва не упал с коня. Руки сестры и сотника поддержали безвольное тело. — Тот кто жив, сейчас испытывает сильную боль, его спрашивают, — продолжал вещать шаман, пытаясь нашарить руками что-то невидимое и задевая сотника по лицу.

— О чем его спрашивают?! Кто?! — старый орк, не обращая внимания на залезавшие в глаза и уши пальцы, встряхнул неожиданно легкое тело, пытаясь получить ответ.

— О нас, — из последних сил прошептал шаман и потерял сознание.

Сотник действовал быстро и так, как велел ему опыт многих десятков как удачных, так и неудачных походов: шамана привязывали к седлу уже на скаку — тот еще трюк, но сестра и несколько помощников справились; на ходу же всем лошадям скормили вымоченный в особом зелье сухарь — сильное и опасное для лошадей средство, но усталость лошадей мгновенно прошла и как минимум десять часов им не будет страшна любая скачка. Ну и разумеется к стоянке сотня не пошла, наоборот развернулась и по своим собственным следам вернулась к ближайшему пересекавшему путь ручью, а затем, вытянувшись цепью, сколько можно неслась по его руслу.

Несмотря на зелье сотник не гнал лошадей во весь опор, а выбирал путь с умом, отдавая предпочтение низинам, балкам, подножьям холмов и укрытым со всех сторон лесом местам, и лишь когда сотня выбиралась на степной простор, орки пускали лошадей в карьер, пытаясь скорее достичь менее открытого места. Повинуясь все тому же инстинкту, старый орк не повел сотню по проторенному ей пути, туда где сотня пересекла вторую линию ловушек (пчелы, скелет, отравленная трава), вместо этого сотня мчалась к реке, к той самой реке, переправляясь через которую друг сотника потерял семь лошадей. Но и тут многоопытный орк схитрил и срезал путь, увидел удачный глубоко вдававшийся в реку косогор, вспомнил про через чур крутой, но вполне преодолимый берег на той стороне, который он видел пять минут назад и, сделав остальным знак ''Делай как я!'', бросил своего Огонька к краю косогора, сотня беспрекословно последовала за своим вождем….

Орки на конях или кони под орками летели в воду с обрыва, с шумом разбивали водную гладь, выныривали, одинаково отфыркивались и мощно и умело загребая копытами устремлялись вперед, течение было им в помощь. Хаштра (степные оркские кони) — злые в бою и скачке, невероятно сильные, неприхотливые и удивительно выносливые привыкли и не к такому, к тому же зелье совершенно отбило у них страх и болевые ощущения, так что ни один из коней, даже заводные, не испугался прыгнуть с высокого обрыва, а потом выгребать на самую середину реки. Орки, все как один помогали своим коням в воде и в то же время каждый из них твердой рукой урожденного наездника направлял своего скакуна к нужному берегу реки.

Через пару минут показался подъем, и кони без понуканий устремились к нему, вскоре они уже не плыли, а брели, сначала по грудь, потом по брюхо, потом по бабки, а потом лошади начали вылезать на берег и с трудом подниматься по крутому склону вверх. Своеобразный пляж-подъем оказался не слишком велик, и в воде перед ним возникла давка, но стрелы ударили не в скопище всадников и лошадей в воде, а в тех кто уже поднимался наверх…

Первая же стрела чиркнула сотника по шлему, не пробила сталь, но вышибла из него дух — старый орк повис на боку коня, мертвой хваткой вцепившись в луку седла.