Как человеку творческому, ей страшно хотелось свободы. Еще со школы она терпеть не могла строгие рамки и начинала капризничать, когда ее пытались загонять в таковые. Всевозможные стереотипы и издевки на тему ее азиатских корней она воспринимала за такие попытки, из-за чего конфликтовала с преподавателями, регулярно получала выговоры и вообще слыла бунтаркой.

Впрочем, с тех времен почти ничего не изменилось. Разве что общество, окружавшее ее, стало злее и научилось давать сдачи. Получив пару раз отпор, Кита замкнулась в себе, почти перестала общаться со сверстниками. Ее детские капризы превратились в глухое раздражение и копившуюся обиду. Все ее внимание с борьбы за свободу переключилось на учебу, и вскоре репутация скандалистки превратилась в репутацию отличницы. Преподаватели стали чаще ее хвалить, одноклассники – еще больше ненавидеть. А Киту устраивала та стена, которой она отгораживала себя и свой внутренний мир от чужого вмешательства, ведь за ней можно было вдоволь наплакаться, пока никто не видит.

Даже после окончания старшей школы Кита так и не решилась снести эту стену. Друзей у нее толком не было, и заводить их она не спешила – боялась доверять. Слишком часто за свое доверие она получала лишь пустышку, предательство, похожее на нож, всаженный в спину. Единственная, кому можно было выговориться, рассказать обо всех проблемах, была ее подруга с началки – такая же повернутая на творчестве, как и она сама.

Утром восьмого декабря – была суббота – Кита как раз звонила подруге с предложением устроить посиделки. Ей не терпелось использовать очередное преимущество жизни в одиночестве – возможность звать гостей когда угодно, не доставляя родителям неудобств и не выпрашивая у них разрешения.

– Конечно, не вопрос! – бойко тараторила Алис в трубку; где-то на заднем плане слышался лай ее пса, очаровательного хаски по имени Бенедикт. – Я как раз сегодня хотела закончить всю домашку и оттянуться где-нибудь. Ты, кстати, не хочешь пофоткаться перед Новым годом? Тебе фотки на халяву, мне опыт в копилочку.

– Не знаю. – Кита виновато улыбнулась и налила кипятка в кружку, прижимая плечом телефон к уху. – Я ж совершенно не фотогенична.

– Брось ты эти глупости! – принялась отчитывать ее подруга. – Ты просто очаровашка. С тобой такие классные зимние фотки могут получиться!

– Даже не знаю…

– А тебе и не надо знать. Я, как фотограф, все вижу!

– Будущий фотограф, – поправила ее Кита.

– Будущих не бывает. Есть только здесь и сейчас, и думать надо именно этими мерками. К слову, сколько ты еще будешь прятать свои чудесные рисунки в стол? Хоть бы показала их кому.

– А вдруг засмеют? Раскритикуют?

– Ну, началось… Ты так никуда не сдвинешься, дорогая моя. До конца жизни намереваешься прятать свое “я” в выдвижной ящик стола? Впрочем, ладно, утро субботы – не то время, чтобы нотации читать.

– Да, – согласилась Кита, – давай лучше обсудим, когда собираемся.

– С шести я вся ваша, – с готовностью отозвалась Алис.

– Тогда подходи ко мне в половине седьмого. Я приберусь, схожу в магазин и чего-нибудь нам приготовлю, идет?

– Я принесу пирожных с нашей любимой кондитерской.

– Отлично. Думаю, наш скромный девичник пройдет на ура.

– Разумеется! Давай, до вечера. А я пойду гулять с этим балбесом – ему уже не терпится на улицу…

Последние слова подруги Кита пропустила мимо ушей. Выключив телефон, она села за аккуратный кухонный столик, где дымилась одинокая кружка с крепким черным чаем. Завтрак ее состоял из пары тостов с маслом и булочки, которую она купила на вечерней распродаже в пекарне на углу. Большего ей было не нужно, хотя и родители, и Алис постоянно журили ее за то, что она не уделяет завтраку должного внимания.

Кита сделала глоток из кружки и уже поднесла тост ко рту, когда в дверь позвонили. Девушка замерла и несколько секунд растерянно хлопала глазами, словно не могла поверить своим ушам. Гостей она не ждала, курьеров тоже. Кому понадобилось приходить к ней в такую рань – а девять утра определенно рань для выходного – ей совершенно не шло в голову.

Вернув тост на тарелку, Кита поспешила к двери и заглянула в глазок. По ту сторону, переминаясь с ноги на ногу, стоял щуплый паренек в пуховике, который был явно на размер больше, чем нужно. В руках у него был не то сверток, не то пакет – разобрать Кита не смогла. Парень пожимал губы, постоянно оглядывался, бегал глазами по площадке, а его пальцы нетерпеливо постукивали по свертку.

Когда он занес руку, чтобы в очередной раз нажать на дверной звонок, Кита опомнилась и потянулась к замку. Услышав щелчок, незнакомец отшатнулся от двери и едва не выронил сверток из рук.

– З… здравствуйте… – пролепетал он.

Кита оглядела гостя с ног до головы. Через глазок парень казался высоким и взрослым, тогда как в реальности оказался совсем мальчишкой – наверняка старшеклассник. Он смотрел на нее огромными оливковыми глазами, словно увидел восьмое чудо света.

– Доброе утро, – осторожно поприветствовала она. – Какими судьбами?

Парнишку это, кажется, окончательно напугало. Пробормотав себе под нос что-то про тайну и доставку, он сунул ей в руки сверток и поспешил убрать от него руки, словно передал не какую-нибудь посылку, а раскаленный кирпич.

– Эм… подожди, что это? – Кита растерянно оглядела сверток и перевела было взгляд на “курьера”, но того уже и след простыл – по подъезду раздавался шум, словно кто-то поспешно сбегал по лестнице. – И что это было?

Она снова уставилась на сверток. На нем не было ни наклеек, ни каких-либо опознавательных знаков вроде упаковочной ленты, по которым можно было определить отправителя. Просто нечто, завернутое в белый пакет и неряшливо украшенное стикерами-снежинками. Человек, занимавшийся упаковкой, не имел чувство стиля от слова “совсем”.