— Провела нас немка, — хмуро произнес генерал-прокурор, — и как она ухитрилась подмениться на эту особу? В дороге? И кто она? Жаль, что картечью в лицо попали…

— Овдовел наш Брюс, — тоскливо отозвался Василий Иванович. — Приходилось мне целовать ручку этой шалаве, память хорошая. Без нее в моем поганом ремесле никак.

— Найдет другую жену быстро, с его положением и богатством, — сварливо отозвался князь. — И что нам теперь делать?

То, что государь будет сильно недоволен таким афронтом, понимали оба. И это еще мягко сказано — на них будут метать громы и молнии! И вина на них прямая — упустили в последний момент, раньше брать надо было. Они тоскливо переглянулись, понятно, что искать беглянку надо очень быстро, не теряя времени. А иначе останутся крайними для справедливого наказания. Или есть выход?!

— Так, в Кронштадте флот был рано утром. Галеру в Ревель с приказом закрыть порты в Эстляндии и Лифляндии отправили, — князь Вяземский повеселел, — так что если там прошляпят уход, то моряки и будут виноваты. Но отправить еще парочку галер туда надобно. В Финляндию она не побежит, в приграничных крепостях гарнизоны присягнули Иоанну Антоновичу. Но, на всякий случай, драгун немедленно отправлю, благо полк под рукою имеется вполне надежный.

— Драгун с нашими кавалергардами немедленно отправить во все порты и на границу с герцогством Курляндским. До Ревеля четыреста верст, до Пернова на пятьдесят больше, до Риги и Динабурга свыше пятисот верст, — Василий Иванович был профессионалом своего дела и рассуждал быстро. — Дам приказы под своей подписью, напишу их на галере. Через два часа я буду в столице — отправлюсь туда немедленно, дам наградных за быстроту сто рублей, а то и более. Да они сами загребут как проклятые. Драгун с кавалергардами отправлю даже в маленькие порты — все проверят, перетрясут. Не успеет она уйти! Мы ее поймаем!

— Почему ты в этом так уверен?!

— Четыреста верст она в седле не выдюжит! Тем паче пятьсот! С ней трое, но скорее двое сопровождающих. Четверка всадников приметна и лошадей потребуется на одну больше — в ямах будут платить за них золотом! Не мешок же серебра с собою везут! Золото! Это след! Его гнать надобно! Не уйдет она от меня!

Кобона

Иоанн Антонович

после полудня 8 июля 1764 года

«Застрял я в этой Кобоне капитально. Фельдмаршал фактически запретил мне ехать на фронт, выражаясь современным языком. И правильно сделал — я ему только мешать буду, да еще дополнительное беспокойство вызывать за целостность и сохранность моей тушки. Так что лучше я побуду здесь — незачем людям лишние хлопоты причинять».

Иван Антонович прошелся по опочивальне, баюкая руку на перевязи — впервые выспался за все эти суматошные дни, отлежался на мягкой перине. Подошел к низкому столику, уставленному кувшинчиками и бутылками — налил пенистого кваса в тяжелый бокал из толстого стекла, на вино посмотрел равнодушно. Отпил — кончик языка защипало, а вкус напитка был прямо-таки бесподобный.

— Хм, даже в советские времена квас был значительно хуже, современным и сравнивать не стоит — их тут даже пробовать не станут. Видимо, хорошие рецепты в двадцатом веке утратили, вот и начали производить все, что отдаленно похоже. Да и хлеб тут хороший, особенно ржаной — такой у нас не продавался, где-то до конца семидесятых можно было еще купить. А потом как то отрезало, редко в магазинах, иногда появлялся, и то с разными добавками и примесями.

Никритин оторвал чуток от краюшки, посыпал корочку солью. Пожевал, жмурясь от наслаждения, запил квасом. На душе стало благостно, жаль, что где-то идет война и одни русские люди убивают других, чтобы возвести его на престол. Но ничего тут не поделать — он стал знаменем помимо своей воли, и притянул всех тех, кто был недоволен правлением Екатерины Алексеевны. Причем таких оказалось на удивление много, что заставляло задуматься — а не дутый у нее авторитет, сотворенный историками из будущих времен, выполнявших политический заказ?

Да и личный мотив у него сработал — просто убить узника потому, что мешает. И даже не попытаться с ним договориться, хоть как то обозначить позиции. Просто вступить с ним в диалог.

А тут все просто — нет человека, нет проблемы!

Откуда такое пренебрежение жизнью того, чья виновность только в рождении. Ведь Елизавета Петровна могла приказать его убить, но этого не сделала, а Екатерина Алексеевна спокойно расправилась с двумя императорами. По сути, направила руку убийц и сама организовала эти преступления. Но что же — это стоит прощать только на том основании, что она есть женщина?! А ведь мушкетеры казнили миледи за ее номера с ядами, и вообще — как можно прощать таких убийц?! Взялась за кинжал, наняла убийц — отвечай по полной программе!

— А тут все просто — борьба за трон самая кровавая! Тот, кто не хочет проливать кровь конкурентов и врагов, будет сам убит. Так что берите, батенька топор, фигурально выражаясь, и отделяйте дурные головы от здоровых. Эх-ма, никогда не желал власти и тут такое свалилось, что уписаться можно. Но надо держаться!

Никритин взял в руки листок бумаги и принялся перечитывать письмо фельдмаршала, стараясь в нем уловить потаенные мысли, те, что он мог пропустить в первый раз. Когда полчаса тому назад проснулся и ему тут же вручили депешу от Миниха.

«Государь Иоанн Антонович! Припадаю к твоим ногам своей седою головой и умоляю прислушаться к моим словам — прости уж старика за велеречивость. Ты наша единственная надежда и опора, и не след тебе свою жизнь подвергать ненужной опасности — ты свою храбрость безумную показал при шлиссельбургской осаде.

А потому пока от ран своих тяжких не излечишься, не след тебе к войскам отбывать. Мы сами с супостатами справимся, и кровь проливать неразумных не будем — нельзя твое царствование с нее начинать. Так что повеление твое я исполню в точности.