После всего, что нам пришлось пережить, подобное поведение людей только радовало. В конце концов, я впервые видела семейную сплоченность и добродушие. Турки действительно умели быть гостеприимными и добрыми. Единственный человек, которого я боялась – отец моего будущего мужа.

Как только я приехала в Анталию, Ремзи нашел квартиру, где мы смогли остановиться. С мамой и своей сестренкой Ферузой он познакомил меня в тот же день по телефону, и мне показалось, что они приняли меня за свою. Его мама Эмине, которую впоследствии я стала называть «анне»* (мама), называла меня с самой первой минуты «кызым»* (моя дочь).

Целую неделю Ремзи был на нервах. Отец не хотел иметь с иностранкой ничего общего. Кидался гнусными фразами: «Ты мне больше не сын, раз не уважаешь мнение отца!» или «Пускай твоя русская возвращается туда, откуда приехала. Я не желаю иметь непонятно какую невестку».

Ремзи умалчивал о том, что родственники много раз настраивали его на то, что я могла обвести его вокруг пальца и бросить. Вот же позор бы был! Это мне Хатидже рассказала уже через год после свадьбы, когда всё улеглось. Именно к ней Ремзи привёл меня, чтобы та научила, как вести себя в турецкой семье. Хатидже постаралась от души, поэтому, приехав в Османели, я сумела показать себя с лучшей стороны, и Муаз-бей принял меня, сказав, что будущая жена его сына и должна быть такой.

Следующим шагом был нишан* (помолвка). Эмине-ханым приготовила вкусный ужин и пригласила близких родственников, а также некоторых соседей. В их двухэтажном коттедже толпился народ, что стало для меня сложностью. Я ведь не привыкла к скопу людей, тем более незнакомых. Но, тем не менее, летала на седьмом небе от счастья.

– Наконец-то всё позади, и мы будем счастливы! – ворковала я на ухо Ремзи, а его глаза блестели от удовольствия. Это то, что мы хотели.

В тот вечер брат Эмине-ханым надел на наши пальцы золотые кольца, перевязанные с обеих сторон красной лентой. Затем, под прицелом множества камер с телефона, разрезал ленту пополам.

С того момента мы начали готовиться к свадьбе.

Настоящее время

– Как же ты будешь жить дальше? У тебя деньги хотя бы есть? Работа с неба ведь не упадет, – спрашивала Света, пока я обувалась.

– Брат выслал кое-какую сумму. На первое время хватит.

– Храни тебя Господь, дорогая.

До сих пор помню крепкие объятия подруги. Крупные слезы катятся по щекам и падают на джинсовую ткань, но я даже не думаю их вытирать. Бабушка всегда говорила: «Печаль не должна сидеть внутри, пусть она выходит через слезы».

Перед глазами пролетел самолет так низко, что можно было различить логотип авиакомпании. Аэропорт уже близко. Я почти в Анталии. Сбавляю скорость. От волнения дыхание становится прерывистым, поэтому стараюсь дышать через нос. Как же я не люблю перемены. Я довольствовалась тем, что есть, но теперь вынуждена менять привычную жизнь, да и страшновато, когда впереди открывается неизвестность. Я еще толком не знаю, чем займусь. Планов никаких нет, кроме стремления помочь себе взлететь по карьерной лестнице, чтобы впоследствии отомстить мужу, растоптать его так же, как он растоптал мою любовь.

– Я разобьюсь в лепешку, но добьюсь успеха, – разъярялась в гневе, когда мы со Светой еще сидели на кухне ее квартиры. – Это единственный шанс вернуть дочь.

– Ты сможешь, я в тебя верю.

Слова подруги согревают душу, вселяют уверенность, поэтому я въезжаю в город и начинаю медленно двигаться по главной улице мимо ряда привлекательных бело-голубых домиков. Мне необходимо найти ночлег. Отели и гостиницы исключаются, так как это дорогое удовольствие и мне не по карману.

И опять вспоминается разговор с подругой.

– Найди квартирку или лучше комнату, старайся экономить первое время. Женщине, тем более русской, очень трудно найти работу в Турции без родственной поддержки. Если у меня будет кто-то на примете, чтобы…

– Нет, – перебила подругу. – Никого не надо. Я буду пробиваться сама. Да, будет трудно, но выбора нет, Свет.

Она печально вздохнула.

– Ты не пробовала с братом Ремзи говорить? Он ведь всегда был к тебе добр.

– Ну да, добр… – горько усмехнулась. – До тех пор, пока я не отказалась жить с ним под одной крышей. Для меня отдельная семья – это святое, а жизнь с братьями или сестрами только испортила бы наши с Ремзи отношения. Разве я не права?

– Конечно, права. Но… Им тебя не понять.

– Подозрительно, насколько быстро все среагировали. Хатидже никогда так со мной не разговаривала. Я ее почти своей подругой считала.

Света накрыла мою руку своей и поджала губы.

– Сколько раз тебе говорила: турчанки не умеют дружить. Поэтому я держусь от них всех подальше. «Привет», «пока» и всё. Больно надо. Они лицемерки еще те!

Да уж… Это я наивная и глупая дурочка верила всем без исключения. А теперь в полном дерьме.