— Куда вести-то?

— Вообще, — пожала плечами Мекса. — По жизни.

Объяснила так объяснила.

— А в Академии он откуда взялся, раз их даже в Лесу не осталось?

— Пришел. Или возник. Значит, была необходимость. У тебя, Ардина.

— Не-не, погоди, а я-то тут причем? Он ко мне случайно залез, и даже хорошо, что в сумке спрятался, тут на природе и оставим…

Черные ушки навострились, показался хвост. Тварюшка осторожно выбралась из корзины, затаившись за ней. Затем медленно, не спуская с нас глаз-бусинок и перебирая тонкими лапами, добралась до моей сумки и скрылась в ее недрах.

— Не случайно. Он тебя уже выбрал. Как носителя такой же магии.

— Э-ээ… И что с ним делать теперь?

— Ничего. Кормить. Они неприхотливые.

— Неприхотливые! — взвыл Хельме, уже копаясь в корзинке и оценивая ущерб. — Печенье-то мое первым делом сожрал!

Сумка тихо икнула и окончательно успокоилась.

Хельме зря переживал — дядюшки еды не пожалели, как в трехдневный поход собрали. Нашлись там и нетронутые бутерброды, и питье, и даже пирожные в картонной коробочке. Сладкое отдали страдальцу на диете. Потом долго лежали на солнышке, жмурились от счастья, отгоняли бабочек.

— О чем думаешь, Ардин? — пощекотал мне лицо травинкой Хельме.

— Да вот как все странно обернулось… То никого у меня не было, ну, Беата только, а то разом и вы, и Интальд, и дядюшки. И еще вот чудище шерстяное приблудилось… А мне все не спокойно.

— Магия тревожит? Ты вроде справляешься…

— Да не… Она тоже, но больше другое. Интальд сказал, что лет двенадцать назад у него будто все связи с родом оборвались. Меня одну не почувствовал, но я и «запечатанная» была. Тогда же я в приют угодила, а что до этого было — совсем не помню. Что такое могло произойти? Просто если разом вся родовая связь оборвалась, то… ну, знаешь… я, конечно, всякое передумала, но… как так может быть, чтобы умерли все, разом?

— Ты права, очень странно. А не думала, что ну… убили всех?

— Страшно такое думать. Может, несчастный случай какой? Ну, землетрясение там или еще что… Может, где-то да записано такое, что разом много людей погибло, оттуда и искать. Знать бы еще, где это было…

— Так погоди, имперские хроники же! Туда ведь со всех земель ежегодные отчеты шлют, да в двух экземплярах. Один в библиотеку Единого храма Сот-Кангамы, второй в столицу, во дворец! Если и искать, то там! Только в библиотеку Сот-Кангамы никак не попасть, там помимо хроник таки-ие книги хранятся, мышь не проскользнет, храмовники костьми лягут, а чужих не пустят.

— А во дворце нас тем более не ждут, — огорчилась я.

— Ну-у, вообще-то ждут, — потянулась разомлевшая Мекса. Продолжать она не спешила и мы с Хельме, не сговариваясь, шлепнули интриганку куда дотянулись.

По весне, за пару недель до совершеннолетия и за месяц до начала летнего отбора в Академии Ровельхейм, Данстор Гратис обнаружил еще кое-что. Детская забава, охота на хумриков, ему никогда особо не нравилась, но от скуки он присоединился к ватаге местных мальчишек. Хумрики глупые, неповоротливые, разве ж это охота? Высунется зверек из норы, только и цепляй подслеповатую лысую головенку. Ни шкурка, ни мясо ни на что не годятся, так, дураку развлечение.

Твари они магические, да только магии той совсем крохи, так, пара искорок. Себя защитить и то не могут, на что она им нужна — непонятно. Это он еще прошлой весной проверил, поймав одного, да пощекотав пузо веточкой. Если тот и пытался защититься, то не успел — Данстор ловко перехватил волшебные крупинки. Хумрик был отпущен с миром, магия же его так и развеялась в воздухе, не создав никакого эффекта.

Сейчас же он с ленцой наблюдал, как деревенский мальчишка подцепил очередную жертву самодельным веревочным арканом, да дернул так резко, что зверек хрустнул, пискнул и больше не жил. Идиот, с глухим раздражением подумал Данстор. Мальчишка быстро сдернул петельку и убежал к своим, а Данстор остался рядом с мертвым хумриком. От трупика поднимался поток магии. Плотный, зеленый, совсем не те одиночные искорки, что он видел раньше. Быстро перехватив поток прежде, чем он развеется, Данстор ощутил одуряющий запах весеннего леса и луговых трав.

Как и раньше, удержать магию не смог, та просочилась сквозь ладони в землю. Зато еле пробившаяся травка вдруг встрепенулась, налилась соком и пошла в безудержный рост. Магия жизни, и сколько же ее!

Это что же получается, невзрачные подземные твари саму землю питают, возрождая ее к жизни каждую весну? Их ведь только весной и видят, снуют себе неторопливо, хищники их не трогают, одни только дети и забавляются. А они своими искорками, значит, каждый корешок окучивают. С их скоростью и объемом работы много ли им на день надо.

Зато со смертью зверька весь его магический запас и вышел. Данстор впервые задумался о природе самой магии. Куда она девается со смертью носителя? Растворяется в мире, теряется бесследно? Может, от того ее все меньше, что не можно эту силу сберечь, передать.

Но ведь можно забрать.

Изменения в себе Данстор почуял еще за пару дней до восемнадцатого дня рождения. Глубоко внутри будто сплелся кокон, тело наливалось неведомой новой силой, та несмело рвалась наружу. Дед заблаговременно отвел его в дальний нежилой домик и не зря. Магов, что помогли бы на первых порах, в округе не осталось, последний старик-водник скоропостижно скончался еще тогда, четыре года назад. Деда Данстор о нем больше не спрашивал, но слухи ходили нехорошие. Мол, крепок был еще маг, с чего бы.