Кресты, миллионы крестов, самых разных – все они не вполне правильные. Нет, конечно, выглядели они безукоризненно, да вот только наполнение: ложь, злоба и лицемерие – превращала их в подобия орудий убийства, символы того, на котором был распят Спаситель. Бородатые дядьки в черных одеждах трясут дымными горшками, ходят взад-вперед и несут ложь. Бородатые дядьки с белыми полотенцами, накрученными на головах, перебирают пальцами бусинки на нитке и несут ложь. Им внемлют безликие люди, мелко крестят себя «щепотками табака» – тремя собранными в щепоть пальцами, или также проводят ладонями по своим лицам и воспринимают эту ложь, как должное. Черные люди в белых городах, а белых людей в черных городах нету. Белые люди кланяются и размазывают по лицу розовые сопли, черные люди преисполнены достоинства и цвет соплей у них усугубляют. Люди с черной душой призывно машут руками над этими городами и каркают, а громче всех каркают женщины с черными душами.

И у каждого есть своя ость – едва видимое щупальце от макушки до далекого основания Рогатого Черепа. Кажется, что не осталось больше людей без чужеродных отростков, прикрепленных к голове. Кажется, все погибло. Кажется, Самозванец везде. Где же ты, Господи?

Тойво посмотрел вокруг себя – над ним, как змея, вьется щупальце, норовя впиться в голову. Неужели он такой один? Но нет – люди, не затронутые порочной связью с псевдобогом есть, просто их не видно, просто их мало. Просто их становится все меньше.

Дело шло к тому, что скоро их станет меньше еще на одного человека. Отросток Черепа, словно осознав всю тщетность намерений, скрылся, или, как говорят в таких случаях французы disappear. Зато рядом появился старина Тынис, весь такой рыцарь из мрака. И оружие у него рыцарское – резиновая палка, какой теперь модно при допросах в ЧК пользоваться. Палка была штучной работы и явно модернизирована: к ней тянулся кабель, а боевой конец ее представлял собой проводник, вероятно, под неким электрическим зарядом. Удар током подавляет сопротивление, а удар дубинкой подавляет волю к жизни.

Если бы его хотели убить, то сделали бы это без всякой лишней канители. Вероятно так и задумывалось изначально старым другом Тынисом – измордовать и превратить в овощ, воспользовавшись некой беспомощностью, которая при экспериментах наступала у экспериментируемых. А потом доставить Антикайнена в Институт Мозга и изучать там его мозг, злорадно хихикая и сморкаясь в рукав лабораторного халата.

Голыми руками тягаться с проклятым эстонцем, вооруженным дубинкой, конечно, можно, но, как говорится, важен результат. А он, вероятнее всего, не будет в пользу Тойво. Тем не менее, побрыкаться все-таки стоит, надежда умирает последней.

Но на помощь Тынису откуда-то со стороны кладбища выдвинулись два человека, явно проделавшие неблизкий путь – они тяжело дышали, как после продолжительного бега. Антикайнен мог бы предположить, что это какие-то священнослужители. Даже больше – семинаристы-недоучки разогнанной большевиками в 1918 году Петербургской духовной академии. Они тоже были вооружены тяжелыми палками, которые изначально были замаскированы под посоха путешественников, и двигались они явно не на выручку Тойво. Головы семинаристов тоже венчались отростками, соединенными с Самозванцем.

Первый пособник врагов напал сразу же, без того, что называется, перевести дыхание. Антикайнен увернулся от удара дубины, но тут же пришлось уворачиваться еще раз – напарник атаковавшего тоже не стал тратить время на отдых. Семинаристы никак не обеспокоились своими промахами – вероятно, в их задачу входило гнать Тойво на медленно подходившего Тыниса, со зловещей ухмылкой примеривающегося своей резиновой палкой.

Вероятно, все они выпали из времени, потому что природа вокруг замерла полностью: не шелохнется ни листок, не прокричит ночная птица, не всплеснет рыба. Только от ближайшего леска слышен тяжелый и медленный звук шагов, на который, впрочем, никто из врагов внимание не обратил. Антикайнен сразу же сообразил, что это мчится на подмогу его юный друг, оставленный в засаде. Медленно мчится, с черепашьей скоростью, может и не успеть к шапочному разбору.

– Пуукко бросай! – закричал Тойво, боясь, что и его голос в новых условиях будет на вроде комариного писка. – Пу-ук-ко!

Семинаристы снова ударили своими палками, да так, что один зацепил ногу Антикайнена. Он, теряя равновесие, нырнул на землю и постарался сгруппироваться, перекувырнувшись через голову. К несчастью, весь это нырок получился в сторону Тыниса, который не преминул ткнуть своей дубиной в бывшего коллегу по эксперименту.

Удар электрического тока был такой болезненный, что отбросил Тойво в сторону, на счастье не в ту, где ждали своей очереди пришедшие враги. Но это в принципе уже ничего не решало: еще парализованная по локоть рука, куда достал Тынис, вовсе повисла плетью.

– Аааа! – сказал Антикайнен.

– Аааа! – сказал один из семинаристов, в шее которого появилась рукоять древнего карельского ножа.

Ну что же, можно и так, хотя изначально Тойво предполагал, что его молодой тезка бросит пуукко ему, чтобы, так сказать, вооружить до зубов.

– Секи щупальца! – прокричал Антикайнен, пытаясь отползти от очередного удара эстонца. Почти удалось, но «почти» – как правило, не считается.

Он взвыл, судорожно дернувшись телом, но успел заметить, что Вяхя материализовался возле пробитой его броском шеи семинариста, вытащил из раны нож и махнул им над головой почти поверженного врага. Теперь враг был повержен окончательно, обрушился наземь и замер. Пууко выдержал, не в пример армейскому клинку при контакте с щупальцем Самозванца, только слегка раскалился, брызнув снопом искр. Или это была сверкнувшая в неизвестном призрачном свете кровь?