– Боюсь, Александр Арвидович, это легче сказать, чем сделать. "Волгу" вы искали со всем тщанием, но - увы ... Думаю, вы и сами уже догадались, куда она подевалась: либо на один из закрытых объектов ФСБ (их там вокруг хватает), либо, что скорее всего, в тот зачарованный лесок за Ясеневым...

– Я очень не люблю, когда убивают ментов, - раздельно повторяет опер, - ясно? И уж тем более, если это работа комитетчиков.

– И всё-таки вы опять не въезжаете, Александр Арвидович... Если те работали от себя - ну, просто как Ибрагим-бекова крыша, - тут всё без вопроса. А ну как они всё-таки работали от Конторы, пусть даже и без письменного приказа? Так сказать, спасали лицо стратегического союзника России, Тюркбаши всех Тюрок? Сами понимаете - что значат, по сравнению с высшими государственными интересами, жизни каких-то двух гаишников...

– Я очень не люблю, когда убивают ментов, - вновь повторяет Лемберт. Даже ради "высших государственных интересов". Тем более, что "высшие интересы" эти на моей памяти сплошь и рядом оказывались - известно чем...

32

За окном реанимационной палаты уже сгустилась непроглядная темь, укрывшая от глаз обширную (девятый этаж, как-никак), но безотрадную панораму спального района хрущевской застройки: фонари на больничной территории в принципе есть, но зажигали их последний раз... дай Бог памяти, когда ж мэра-то перевыбирали? Медсестра - худенькая темноволосая женщина с печальными глазами - заканчивает проверять системы жизнеобеспечения у раненого гаишника, опутанного всяческими шлангами-капельницами на манер плененного Гулливера; убедившись, что всё в порядке, она выходит из палаты, освещенной теперь лишь синеватым настенным ночничком.

В застекленном боксе, отделяющем реанимационное отделение от основного больничного коридора, скучают двое охранников; чтоб особо не нервировать больных и медперсонал, они наряжены в белые халаты, из выреза которых, правда, вполне откровенно выглядывают титановые бронежилеты. Сказав "скучают", автор несколько погрешил против истины, ибо в описываемый момент они как раз деятельно разбираются с дежурным ординатором - тот, хотя и внесен в список лиц, допущенных в "охраняемую зону", но паспорта при себе не имеет, больничное же удостоверение не устраивает титановогрудых аргусов: приходится связываться с дежурным врачом, etc - "Порядок есть порядок, и давайте, знаете ли, тут не будем..."

Медсестра тем временем подходит к телефону на столике дежурного:

– Светик? Ну как ты там?.. Как?.. Нет, это Past Perfect... Да... А это вообще пассивный залог... Слушай, ложилась бы ты спать, а? Ну что ж, что контрольная! Лучше уж выспаться нормально... Давай-давай! Чао-какао!

Вздохнув, кладет трубку. Старший из охранников понимающе кивает на телефон:

– Одна там?

– Нет, - слабо улыбается медсестра.
– С кошкой...

– Сколько ей?

– Да большая уж - скоро десять... А может вам, ребята, почитать принести? У нас там, в ординаторской, целая полка: Маринина всякая, Дашкова... Акунин есть новый - "Пелагия и зеленые чертики".

– Не положено, - неприступно хмурится охранник.
– Мы ж типа на посту...

– Понятно. А как насчет кофе?

– Это - с удовольствием. Если за компанию...

– Ладно, ждите. Ночь длинная...

Медсестра выходит в коридор сквозь стеклянные врата; походка у нее, надобно заметить, совершенно бесподобная, и глядящий ей вслед охранник это дело оценил в должной мере:

– Эх, блин! Какая женщина!

Младший фокусирует свои оптические системы на том же объекте, но к выводам приходит совершенно иным:

– Да ну... Ни жопы, ни титек - взгляду упереться не во что!

– Дурак ты, Сашок, - со снисходительной укоризной роняет старший, - и уши у тебя холодные...

33

По крыше больничного корпуса бесшумно движется совершенно неразличимая в ночном мраке фигура в черном комбинезоне и черной же шапочке-маске; собственно, присутствие ее можно обнаружить лишь после того, как вам прямо ткнут пальцем: "Ну вот же, вот! Теперь видишь?" Произведя некоторые топографические расчеты (в качестве реперов идут вентиляционные трубы), ниндзя парой хороших ударов вбивает в трещиноватый бетон бордюра альпинистский титановый крюк, закрепляет на нем темный шнур основнухи и соскальзывает на дюльфере на два этажа вниз, оказавшись точнехонько перед окном реанимационной палаты гаишника. Там он зависает над тридцатиметровой пропастью, упершись носками в узенький, в пару ладоней, подоконник и принимается одной правой рукой (левая занята - стопорит дюльфер) колдовать над оконным стеклом...

...Оказавшись в палате, ниндзя извлекает пистолет с глушителем и внимательно осматривает раненого, лицо которого в свете ночника приобрело совершенно неживой оттенок, не обойдя вниманием и прочие больничные интерьеры: теперь уже спешить некуда...

34

Войдя в ординаторскую, медсестра застает за столом незнакомого врача, заполняющего журнал наблюдений. Он медленно поднимает голову от записей, и мы узнаём в нем цинковомордого киллера - в отутюженном белом халате и врачебной шапочке:

– Здравствуйте, Татьяна Ильинична!

– Здравствуйте... Простите, но что-то я вас...

– Неважно. Зато я вас хорошо знаю. Вот, вам просили передать привет, и с выражением, которое при известной доле воображения можно принять за улыбку, протягивает ей включенный мобильник. Та поднимает трубку к уху, и до нее доносится захлебывающийся от ужаса голосок дочки:

– Мама, мамочка!!! Кто этот дядя?! Зачем он у нас?!

Колени у женщины подламываются разом - не будь позади кушетки, осела бы прямо на пол. Цинковомордый тут же подносит к ее губам флакон с темной жидкостью, который та чисто механически выпивает.