Шрифт:
– Дождь! Каплями по телу дождь. Дрожь! Точками по венам дрожь! – поёт он и, поднимая голову, смотрит в зал.
Потом его руки приходят в движение. Он будто разрезает ими струи воды. Танцует, выписывая невероятные па ногами. Это длиться не больше минуты. Затем он падает на колени, создавая вокруг себя брызги воды. Начинает тереть себя ладонями, раскачиваясь.
– Холодно! Как мне холодно! Согрейте меня кто-нибудь! Согрейте меня, пожалуйста! – смотрит в зал умоляюще.
У него пронзительный голос. Такой чарующий, сексуальный. Он снова начинает танцевать, выписывая невероятные движения руками. Извивается всем телом, постепенно вставая. Потом кружится, подняв одну ногу вверх, а руками взявшись за щиколотку другой. Его движения завораживают. Они, то резкие, то плавные. Макс кружится по воде, от края до края сцены, выбивая из-под босых ног маленькие брызги. Его танец грациозный и чарующий, потом вдруг бешено-ритмичный. А в следующую секунду, это движения обречённого человека. Это длится несколько минут. Я же готов смотреть на его танец вечно.
– Я одинок в своих мечтах. Я одинок в своих надеждах. Где ты моя неземная любовь?! Любовь бесконечная, где ты?! – продолжает пронзительно петь.
Затем Макс делает какое-то невероятное сальто, прыгая под струями дождя, и снова падает на колени.
– И снова дождь, словно иглами сквозь кожу! БОЛЬНО! – извивается в танце, словно в агонии, потом останавливается и простирает руки в зрительный зал, всё так же стоя на коленях – Я умоляю, умоляю! Найдите меня кто-нибудь! Согрейте меня, пожалуйста!
Я замираю. Дыхание остановилось на пару секунд. Только я вижу, что это не совсем игра. Мальчик плачет на самом деле. Никто не знает, что именно сейчас он обнажает перед всеми свою душу. Тяну воздух в себя, сквозь всех этих людей, проторяя дорожку именно к его запаху. Разумеется, в его возрасте Макс не пахнет молоком, но у него стойкий аромат ванили. Такой резкий и яркий, что я понимаю, он не гей. А ещё от него пахнет моей любимой ежевикой, и меня в первый раз швыряет в омут по самую макушку. Я нашёл тебя, мой мальчик. Моё сокровище. Ты будешь со мной всегда, миа амо.
Тем временем парень продолжает кружиться по сцене. Делает эффектные прыжки, как будто летит к кому-то на встречу.
– Я умираю без тебя. Без тепла твоих рук. Без тепла твоих губ погибаю. Хочу, чтоб пальцы твои, коснулись нежно меня. Но только лишь сам себя обнимаю, – останавливается на последнем предложении и, замирает, обнимая себя за плечи.
– Хочу дыхания тепло, и сладкий нежный поцелуй, – касается пальцами своих губ, – Но почему не дано даже это? – не поёт, а брутто плачет и зовёт неведомую любимую.
Потом он снова падает на колени. Начинает извиваться. Его движения – это обречённость и боль одиночества.
У меня разрывается сердце. Миа амо, если ты позволишь, я тебя согрею. Буду любить как никто до этого. Тем временем он продолжает петь. Нет, он уже не поёт, буквально скулит, стонет, умоляет.
– Я умираю без тебя! Я погибаю без любви! Где ты, моя судьба! ГДЕ ТЫ?! КАПЛИ ВПИВАЮТСЯ В ТЕЛО! ХОЛОДНО! БОЛЬНО! – после этих слов, он замирает, подтянув ноги к коленям, а одна рука простирается в зал. И вот последний стон, как предсмертный хрип, – Прощай.
Зал взрывается аплодисментами, а я только сейчас понимаю, что сжимаю бокал в руке с силой. Стекло не выдерживает и трескается. Осколки с каплями крови падают на стол. Подбегает официант. Я уже смахнул осколки с руки и лизнул раны.
– Не волнуйтесь, заплачу вдвойне. Принесите счёт, – говорю я.
– Нужно обработать руку, – мямлит парень.
– Забудь, – говорю раздражённо, – счёт, быстрее. Этот парень ещё будет выступать?
– Сегодня уже нет, у него в субботу будет несколько номеров – официант быстрым шагом уходит.
Свет на сцене горит. Помощники убирают инвентарь. Я вспоминаю его афишу. Внизу живота у него тату, буквы в окружении сердечек. Слово «амор», любовь. Ничего, мальчик мой, скоро у тебя будет ещё одно тату, то, что ставят в храме Тёмного при ритуале связи двух супругов. Достаю из кармана пиджака три купюры по двести евро и заворачиваю в деньги стебель цветка. Роза тёмно-бордового цвета, как венозная кровь. Наконец возвращается официант. Плачу по счёту, не забывая присовокупить чаевые.
– Передайте этот подарок Максиму. Только не потеряйте деньги по дороге, – говорю особым властным голосом с толикой гипноза.
– Он получит подарок немедленно, – заявляет парень, кланяясь, и удаляется.
Я ухожу, больше мне тут делать нечего. Завтра суббота. Приду посмотреть на него снова. Надо же такому случиться. Я искал свою судьбу по большим мегаполисам, а он оказался здесь, в захолустном городишке. Максим, моё сокровище.
Максим
Вытираюсь полотенцем. Я выдал себя по полной программе и сейчас чувствую, что выжат как лимон. Неожиданно, но в этот раз всё было не так как на репетициях. Я почему-то прочувствовал эту сцену. Принял её на себя. Даже заплакал в какой-то момент. И голос был чуть другой. Я вжился в эту роль по полной программе. Хотя почему вжился? Я действительно в последнее время так себя чувствую. Одиночество задолбало.