– На самом интересном месте, – проворчала я. – Что там написано?

Он хочет от меня отделаться? Я же теперь ни за что не засну. Это было нечестно. В конце концов, я уже не ребенок, но время от времени папа легко об этом забывал.

– Давай поговорим об этом завтра, когда узнаем подробности. Уже поздно. Тебе нужно высыпаться, не забывай, у тебя скоро экзамены.

Я со вздохом поставила чашку в раковину – в последнее время экзамены превратили в аргумент, которому нельзя ничего противопоставить. Перед уходом я чмокнула папу в колючую щеку и вдохнула пряный аромат, знакомый с детства. Я так и не знала, это его личный запах или запах большого мира.

– Я рада, что ты приехал, – призналась я, и папа крепко обнял меня.

Я не торопясь поднялась по лестнице, прислушиваясь к разговору на кухне.

– Ты знаешь, над чем он работал? – услышала я бабушкин голос.

– Мы давно не поддерживали связь. Спутниковая связь в Перу оставляет желать лучшего, для общения со старым профессором она не подходит.

Даже с лестницы я прекрасно слышала нотки сожаления в его голосе. Папа был многим обязан профессору, но последние годы он практически полностью его игнорировал. Впрочем, как и нас.

– Два года, – сказала бабушка. – Ты не давал о себе знать два года. Это его очень огорчало. И расстраивало. Он надеялся, что ты, по крайней мере, ответишь на его письма.

– Мы не пришли к согласию по поводу его новых исследований, – заявил папа в свою защиту.

– О чем это вы? – вмешалась мама.

– Профессор Галлахер занялся оккультизмом, – сообщила бабушка. – И ему была нужна помощь Стивена. Неужели ты не мог один раз пойти ему навстречу?

– Я не одобрял его подход. Он не имел ничего общего с объективной наукой. Поддержи я профессора, и моя репутация была бы испорчена. И он это понимал. Карьеру профессор Галлахер уже построил, а у меня она на самом подъеме. – Папина чашка так звонко ударилась о блюдце, что, стоя на лестничной площадке, я вздрогнула.

– Эта работа была важна для него, – в голосе бабушки прорезались агрессивные нотки. Я услышала, как она откашлялась, и прокралась обратно в холл. – Каждая культура отличается своими представлениями о сверхъестественных явлениях. И он изучал их с научной точки зрения. Если ты не смотришь налево и направо, это не означает, что лево и право не существует.

– Ради этих бредней он поставил на кон свою репутацию, – проворчал папа. – И мы из-за этого серьезно повздорили. Так что стало ясно, что каждому из нас пора идти своей дорогой.

Заскрипел отодвигаемый стул, когда кто-то встал.

– А это. – Я заглянула в открытую дверь кухни и увидела, как папа размахивает конвертом. – Это нужно сжечь.

Бабушка встала прямо перед ним, и ее глаза сердито сверкнули.

– Не вздумай. Ты называешь это бреднями, хотя сам ничего толком не понял. – Она возмущенно тыкала в него указательным пальцем. – Ты слишком много думаешь об этих своих исследованиях.

– Успокойтесь оба и сядьте. Хватит кидаться друг на друга, – мама попыталась разрядить накалившуюся обстановку.

Повернувшись к раковине, папа налил в стакан воды. Сделав несколько быстрых глотков, он обернулся к бабушке.

– Возможно, ты права, – произнес он со вздохом. – Я был зол на него. Но сейчас это уже неважно. Теперь, когда он умер.

– Его это огорчало, но он мог тебя понять. А я все равно на тебя злюсь.

Папу можно было осуждать за то, что работа для него была важнее, чем мы. Тем не менее я пожалела, что бабушка бросила ему этот упрек именно сейчас. В конце концов, все мы с этим смирились. Тем удивительнее было, что он бросил все дела, когда умер его старый профессор.

Я немного наклонилась вперед, чтобы лучше видеть происходящее.

– Тебе пора ложиться спать, Элиза, – резко бросил папа, даже не поднимая глаз.

Выругавшись себе под нос, я поспешила к лестнице.

– Поговорим завтра, дорогая.

Поднявшись наверх, я свернулась в клубок на кровати, но долго не могла заснуть. Атмосфера на кухне накалилась. Чем занимался профессор? Оккультизмом? Неудивительно, что он так часто засиживался в кафе с бабулей. Они, должно быть, обсуждали карты Таро, гадание на маятнике и тому подобное. Рассказала ли ему бабушка про эльфов? Я вздохнула и так сильно прижала к себе Носочка, что он возмущенно мяукнул.

– Прости, – пробормотала я. – Хотела бы, чтобы кое-кто другой оказался в моей п… м-м-м. Рядом со мной.

Нельзя о нем думать. Лучше уж считать овец. Знаю, это тоже не самый эффективный способ заснуть, но ничего лучше мне в голову так и не пришло.

– И он просто явился среди ночи? – удивленно спросила Скай.

Мы шли через школьный двор. Мы никуда не торопились, чтобы насладиться солнцем, которое сияло в голубом небе. Над нами возвышались древние стены школьного здания. Впечатление седой древности не мог смягчить даже солнечный свет, золотивший зубцы крыши.