– Здесь, товарищ полковник!

– Встретишься с товарищем из Обкома, аккуратненько проинформируешь - без лишнего. Мол, есть определенные наработки, скоро будет реализация, надо готовиться. Понятно?

– Понятно!

– А учитывая корневое родство фамилий закодируем всю эту линию простенько, но со вкусом: "Волкоебы", - нахмурившись сказал Косинов и, дождавшись, пока все отсмеются, поправился: "Чего, черти, смеетесь? Я сказал - "Волкодавы!". Выждав паузу, он улыбнулся, и, глядя на него, офицеры грохнули дружным хохотом. Шум был такой, что в комнату заглянул дежурный, но, убедившись, что все в порядке, успокоился.

Поздно вечером следующего дня в Обкоме еще светились окна. Первый секретарь приказал не расходиться сотрудникам нескольких ведущих отделов. Через приемную, где уже час томился начальник УКГБ генерал-майор Сурков, то и дело сновали люди, на столе у секретаря беспрерывно трезвонили телефоны.

– Готовимся к Пленуму, - сказал вышедший от Гидаспова второй секретарь Ефремов. И добавил, кивнув на дверь в кабинет: "С нашим не соскучишься!"

Гидаспов освободился только в начале двенадцатого. Он был невелик ростом, но в полутьме огромного кабинета - горела только настольная лампа над зеленым сукном столешницы - выглядел большим и значительным. Несмотря на позднее время, секретарь Обкома был бодрым и даже, показалось Суркову, веселым.

– Посмотрел ваши наработки, - выйдя из-за своего стола и усаживаясь напротив, сказал Гидаспов.
– Если связи с заграницей давно известны, то почему медлите? Наши ребята из идеологического отдела еще летом сигнализировали, что демократы готовятся к активным действиям, добывают оружие, готовят отряды боевиков. Не понимаю, почему КГБ в стороне?

Сурков знал, что никаких складов с оружием нет и, что агитация за немедленное свержение Советской власти распространяется среди контингента специально, но говорить об этом было нельзя.

– Вчера было рано, завтра будет поздно. Вынуждены работать, исходя из конкретной оперативной обстановки. Нужно выявить и нейтрализовать всех, кто опасен. Иначе вершки сорвем, а корни останутся, Борис Вениаминович, - осторожно возразил он.

– А я и не собираюсь вникать в вашу оперативную обстановку. У вас есть участок работы - вот и работайте. А что касается конкретики… Я утром звонил Михаилу Сергеевичу. Он в принципе одобряет решительные меры, но предупредил, чтобы не получилось, как у медведя в посудной лавке.

– У слона, Борис Вениаминович, - поправил Сурков.

– Чтобы не спорить, как у крупного рогатого скота, - повысил голос Гидаспов.
– Мешать вам не буду, но требую одного: чтобы результаты, как вы говорите, реализации имели нужный масштаб и положительный общественный резонанс. Понятно?

– Так точно, Борис Вениаминович, понятно!

– Еще одно. Наш управделами рвется свой банк завести, чтобы кооператоры там счета держали. Мысль правильная. Будем знать, что в этой сфере творится и, если что, всем, кому надо, кислород перекроем. Как Ленин призывал: "Учитесь хозяйствовать!" Милицией и спецназом сыт не будешь. Надо кончать вольницу с кооперативами, брать их под контроль. Экономическую контрразведку создал? Не отпирайся - создал. Вот, пусть делом и займутся. Короче, свяжись с Кручинкиным и подключай своих.

Сурков снял трубку спецсвязи, едва уселся в машину.

– Начинайте! Санкцию даю, - буркнул он и, убедившись по ответу, что понят правильно, отключил аппарат.

– Товарищи офицеры!
– повесив трубку, прикрикнул Косинов, и все замолчали.
– Решение принято: работаем по первым двум объектам. Никому не расслабляться, действовать по утвержденному плану. Всех поздравляю с началом реализации. Успеха!

Горлов почти проснулся. Было темно и тихо, а будильник все не звонил.

– Разве сегодня выходной?
– сквозь дремоту подумал он и тут же вспомнил, что начался отпуск. Нина еще спала, свернувшись клубком к стенке. Стараясь не шуметь, Горлов пошел на кухню, по дороге заглянув в комнату к детям.

– Ты уже совсем встал? Можно я с тобой?
– шепотом спросил Никита, и не дожидаясь ответа, пошлепал следом.

Горлов поставил греться молоко и заварил кофе.

– Мы на елку сегодня поедем? Маша дразнится, что там настоящий зайчик живет, но я ей не верю - ведь я уже вырос, не маленький.

– Сегодня поедем. Там белки живут, а зайчика может и не быть, зайцы в лесу живут.

– И лисички?

– … и лисички, и ежата, и медвежата с оленятами, - отвечал Горлов.
– Давай от маминого пирога по кусочку отрежем?

– Давай мне два кусочка отрежем, он большой, всем хватит, и еще Маше останется.

Пирог был накрыт белым льняным полотенцем, и Горлову показалось, что он еще теплый.

– С малиновым вареньем. Помнишь мы с тобой на даче собирали малину? Собрали, сварили, а теперь - пирог.