Шрифт:
Но это длилось недолго; почувствовав кого-то рядом, он вздрогнул и повернулся.
– Ты так увлекся, а я уже минут пять сижу рядом, - глядя на него, сказала Лариса.
– Что ты там увидел?
– Мне на секунду показалось, - не знаю, как сказать, - будто я лечу сам по себе, отдельно от самолета, - ответил Горлов и заметил в ее лице внезапное изумление: глаза расширились, казалось она смотрит сквозь него, не видя.
– Ты - второй человек, который почувствовал, что такое полет!
– А ты, конечно, первая?
– Нет, не я. Первым был один моряк с Дальнего Востока. Он показал мне поразительную вещь. Если плывешь на корабле, надо забраться на самый нос и смотреть прямо вперед, чтобы ничего не видеть кроме неба и моря. Там не слышно никаких звуков, только шумит ветер. Стоит взмахнуть руками, и взлетишь до самой-самой вышины. Так бывает только во сне.
– А наяву?
– тихо спросил Горлов.
– Очень редко! Ночью при полной луне, когда пассажиры угомонятся, я гашу свет и сажусь на то место, где сейчас сидишь ты. Несколько часов летишь над Сибирью, и внизу - ни огонька. Если все черное - значит, тайга. А в Казахстане снег в степях искрится голубым и зеленым. Летом они плоские и мрачные, как стол, который сожгли утюгом. Сотни километров - все покрыто буро-коричневым, ни одного светлого пятнышка.
Они долго молчали, и Горлов не решался заговорить. Потом она поднесла к лицу его руку и, прижавшись губами к ладони, глухо проговорила:
– Я боялась сказать… Сегодня ночью… Там, с тобой мне показалось, что я взлетаю в какую-то темную высоту, и вдруг все взрывается ярко, разноцветным и радостным. А потом я не падаю, а медленно-медленно опускаюсь, будто в парении, и вместе с тобой. Помнишь, ты сказал, что знаешь, что мне больше всего нужно?
– Да, помню… Того же, что и всем: счастья!
– ответил Горлов и почувствовал на ладони влажную теплоту и мягкость ее губ.
2.13. По обозначенному коридору.
В Ленинграде шел мокрый снег с дождем, такой же, как в Сочи. Но воздух был другой - с пронизывающим ветром и нудной моросью. Пахло бензином, гарью и еще чем-то, похожим на запах пыли от проржавевшего железа.
Перед посадкой они условились встретиться у служебного выхода в южном крыле аэропорта, и Горлов без дела слонялся по залам, пока не вспомнил, что надо позвонить домой.
– Слава Богу! Наконец-то, - услышав его, с облегчением вздохнула Нина, и по ее голосу он понял, как она рада.
– У нас все в порядке, только Маша простужена, сегодня в школу не пошла. Тебе никто не звонил, кроме Лахарева, и еще кто-то с работы - я записала. Да, чуть не забыла! Рубашкин - несколько раз. Отчаянно добивался, куда ты уехал…
– Когда? Когда Рубашкин звонил?
– закричал Горлов.
– Через день после твоего отъезда и совсем недавно, чуть ли не вчера.
– Он ничего не просил передать?
– Нет, было плохо слышно, мне показалось, он звонил издалека, по междугородней. Ты скоро приедешь?
– Я сумку сдал сдуру, теперь придется ждать, пока багаж разгрузят и привезут. Час ждать - не меньше. Порядки в "Аэрофлоте" еще те!
– соврал Горлов.
– Можешь не торопиться, я сейчас пирог поставлю. Никитка услышал и закапризничал, просит с капустой.
Горлов вспомнил, что в Адлере проходил мимо лотка с мандаринами и спелой айвой, но почему-то в голову не пришло купить.
"Может быть, успею на рынок, скажу, что с юга", - решил он, нащупав в кармане толстую пачку десятирублевок.
Спустившись из переполненного людьми зала вылета, Горлов вышел к стоянке такси. Очередь за машинами скопилась часа на два, в толпе ожесточенно ругались.
Он поднялся на верхний пандус и подошел к только что освободившейся "Волге" - водитель еще не успел зажечь зеленый огонек.
– Выручай, командир! Надо!
– Посадка только на стоянке. Здесь не могу, диспетчер увидит - хана, - равнодушно ответил шофер и щелчком выбросил недокуренную сигарету.
Горлов просунул в приоткрытое окошко сложенные трубочкой двадцать рублей.
– Отъезжай, я внизу сяду, где темно, - сказал Горлов и, почувствовав, как выскальзывают из пальцев десятки, быстро пошел вниз. Машина фыркнула мотором и медленно поехала вслед.
– Куда ехать?
– спросил таксист, едва Горлов захлопнул дверцу.
– Из конца в конец, - пожалев, что не догадался заранее спросить у Ларисы, ответил Горлов.
– Из этого конца в тот - полтинник, а с того в этот - весь стольник!
– рассудительно сказал шофер.
– А что прежде дал - уже списано согласно договоренности!
– Да, где же такие цены? Гадство!
– возмутился Горлов.
– Так говорят, что скоро у нас рыночная, понимаешь ли, экономика. Куда ж деваться? Слесарне дай, на мойке отстегни, мастера не забудь, а под гаишника влететь - совсем беда. А ведь еще и план - как закон. Из собственного кармана вынь, но на план положь!