Шрифт:
"Вот, зачем он меня позвал", - похолодев, догадался Коршунов.
– Не стесняйтесь, у нас откровенный разговор, - подбодрил собеседника Сурков.
– Следует признать, что при осуществлении оперативной разработки и ее реализации допущены серьезные просчеты. Факт расшифровки оперативного интереса к Брусницыну, а также форм и методов нашей работы безусловно имеет место, - осторожно высказался Коршунов.
– Что-то вы не своим языком заговорили, Павел Васильевич, - прервал его Сурков.
– Давайте конкретнее. Главный вопрос: что известно нашему противнику о замысле операции "Дымок" в целом? Какое противодействие следует ожидать в плане засветки и дискредитации наших дальнейших мероприятий?
– Думаю, противник выстроил достаточно точную логическую цепочку, располагая фактами по реализованной части оперплана "Волкодавы" и… - Коршунов замялся, -… разрешите откровенно, товарищ генерал?
– Конечно!
– воскликнул Сурков.
– Одним из наших проколов стало совещание в Обкоме. От вас скрыли вопиющие нарушения, допущенные в ходе обыска, благодаря которым Рубашкин стал очевидцем этого мероприятия. С другой стороны проявился фактор случайности: никто не ожидал, что он проберется на совещание в Смольный, запланированное как начало подготовки к завершающей, открытой фазе операции "Дымок". В сложившейся ситуации ваше упоминание о найденном у Брусницына оружии сыграло против нас, засветив следующий этап реализации. В тот момент вы приняли единственно правильное, хотя и нелегкое, решение по нейтрализации главного возмутителя спокойствия - Рубашкина.
– Не занимайтесь подхалимажем, я только утвердил ваше предложение, - вставил Сурков. Коршунов заметил, как на лице генерала обозначились носогубные складки, он выглядел хмурым и сосредоточенным.
– Боюсь, не видать мне поощрения за это предложение, - чуть улыбнувшись, скаламбурил Павел Васильевич.
– Нам не привыкать: либо щит и меч, либо голова с плеч, - взяв себя в руки, пошутил Сурков, но его улыбка сразу растаяла.
– Нельзя не согласиться с вашим анализом: схвачена самая суть ситуации. Тем более хочется услышать прогноз.
– Не берусь предсказать, как поведет себя высшее руководство, если наши действия станут предметом информационного противоборства. В нынешних условиях у нас нет подавляющего преимущества в этой сфере.
– Пожалуй, не только подавляющего, вообще никакого преимущества!
– воскликнул Сурков.
– К тому же в настоящий момент мы утратили главное в замысле всей операции: инициативу, - продолжил Коршунов.
– При продолжении операции нас могут вынудить уйти в глухую оборону - пойдут проверки, заверещат депутаты-демократы, вроде Станкевича с Собчаком…
– Ну, с этими-то справимся, - отмахнулся генерал.
– Сегодня утром я готовил справку о положении в районе. Получается, что при полном напряжении всех сил и средств, включая партийный и комсомольский актив, удалось провести всего пять митингов с нужной направленностью. На них собрали меньше двух тысяч. А неформалы, не имея никаких организационных ресурсов, легко привлекли на свои семь сборищ свыше десяти тысяч. Если же учесть численность демонстрации в защиту Гдляна и Иванова, то завтра мы рискуем получить массовые акции по поводу Брусницына. Вы приказали говорить откровенно, поэтому скажу, что ситуация тревожная, есть признаки, что она выходит из-под контроля.
– Вижу вы клоните к тому, что следует свернуть операцию?
– прищурившись, как от яркого света, спросил Сурков.
Все будет зависеть от того, что он ответит, подумал Коршунов и, глубоко вздохнув, коротко выдохнул: "Так точно! Следует свернуть!"
– Ну, что ж, ваше мнение убедило в правильности моего решения. Для Москвы подготовим справку по "Волкодавам" в самых общих чертах, не вдаваясь в глубину предварительной проработки и ее связи с замыслом операции "Дымок". Я прошу вас немедленно подключиться к ее подготовке. Для этого я освобождаю вас от нынешней должности. Пока будете за штатом в моем непосредственном подчинении. Не забудьте: виновные в расшифровке спецмероприятий должны быть примерно наказаны. В первую очередь, этот - как его, Арцыбашин?
– Арцыбулин, товарищ генерал!
– Да, Арцыбулин! Надо же придумать - хлестать водку во время обыска, черт знает с кем. Таким вообще не место в органах. Пусть гуляет, дышит свежим воздухом, пока зима и снега толстый слой, - Сурков было повысил голос, но передохнув, продолжил сухо и ровно.
– Предложения по остальным - на ваше усмотрение, кроме Косинова. Нечего ему в аппарате Управления делать! Переведем с понижением на ваше прежнее место. Думаю, пока все. Проекты документов представите лично мне по мере готовности в течение ближайших трех… нет, двух дней, начиная с завтрашнего.
Коршунов понял, что беседа подошла к концу и, встав, попросил разрешения уйти.
– И последнее, Павел Константинович!
– окликнул его у самых дверей генерал.
– Я не оговорился: Павел Константинович! Интуиция мне подсказывает, что скоро придется забыть ваш оперативный псевдоним. Конечно, Коршунов - это хорошо, это устрашает! Орел, ястреб, коршун - смелые и гордые птицы. Видят противника с большой высоты, поражают стремительно и беспощадно. Именно так жили и работали наши предшественники. Но, боюсь, грядут другие времена, и у меня есть на вас определенные наметки. Впрочем, еще будет время их обговорить. Все! На этот раз действительно все. Можете быть свободны!