В приемной председателя КГБ было светло и просторно - большой письменный стол помощника с казенной лампой под зеленым абажуром, сбоку - приставная тумбочка с множеством телефонов, на стене - потемневший от времени портрет Ленина, а напротив вдоль всей стены вытянулась линия стульев, обитых бардовым бархатом. Тишину нарушал только постоянный шорох больших, в полтора человеческих роста немецких часов. Каждые четверть часа они гулко отбивали незнакомую мелодию, а когда стрелки сошлись на двенадцати, раздался скрип, со скрежетом распахнулась неприметная дверца, и выскочившее оттуда птичье чучело со вкусом откуковало положенное число раз.

Сурков не услышал ни звонка, ни зуммера, но помощник вдруг снял трубку одного из аппаратов, что-то коротко ответил и, положив трубку на место, вежливо предупредил:

– Товарищ Крючков выезжает со Старой площади, прибудет через восемь минут.

Вскоре через комнату прошел официант с подносом, накрытым белоснежной салфеткой, Сурков догадался, что Председатель уже у себя. Потом в кабинет зашли два сотрудника, пиджак одного из них был сильно помят и подмышкой топорщился. Они вскоре вышли; в мятом пиджаке шел сзади, а передний нес в руке потертый фибровый чемоданчик, прикованный к руке браслетом с никелированной цепочкой.

– Заходите, Алексей Анатольевич!
– пригласил помощник и, выйдя из-за стола, открыл первую из двух дверей кабинета.

Крючков держал по телефонной трубке у каждого уха, третья лежала на столе микрофоном вверх, и он говорил в три аппарата одновременно:

– Да, действуйте! Действуйте активно, но дружно и, главное, согласованно… Нет, старшего не назначаю, у каждого своя зона ответственности… Инициативу разрешаю, разрешаю любую инициативу, если на пользу делу… Да, шифровки будут отправлены, они уже в работе! И еще раз повторю: Центральный аппарат по возможности не вмешивайте, работайте согласованно друг с другом.

– Все!
– облегченно вздохнув, Крючков одну за другой положил трубки на место.
– ЗАС-селектор[29] на профилактике. Нашли, понимаешь, время, - недовольно пожав плечами, объяснил он.
– Ты садись, в ногах правды нет, разговор будет долгим, спланирован на тридцать минут.

– Прибалтику озадачивал, - дождавшись, пока Сурков усядется, кивнул на телефоны Крючков.
– Кстати, твои соседи, поэтому введу в курс дела. Как ты знаешь, мы еще в восемьдесят восьмом году забили тревогу по ситуации. Сперва в Литве националисты закопошились, потом - в Латвии и, наконец, - в Эстонии. Тамошние группы "Хельсинки", которых в свое время не добили, уже не стесняются - открыто ставят вопрос о восстановлении независимости с возвратом к статусу на 39-й год. На Съездах народных депутатов талдычат об одном: дескать, нужно разобраться с договором Молотова-Риббентропа. Подавай им секретные протоколы и все! Избранники уши развесили: как же, белые пятна истории, сталинщина и все такое. Ну, как до этого кагала довести простую ясность, что история всем этим гарибальди - по глубокому барабану. Им от нас отгородиться, свои порядки реставрировать, а остальное трын-трава. Наши агенты пытались депутатам мозги прояснить, но их никто не послушал.

– Наконец в ЦК спохватились и поставили задачу: отслеживать ситуацию и разрабатывать предложения для Политбюро по предотвращению сепаратизма, - последнее слово Председатель произнес нараспев с отчетливым мягким знаком в последнем слоге: "се-е-епаратизьма".
– И, как всегда, задали нам координацию действий министерств и отделов ЦК. От отделов толку не жди, а, что касается министерств, - их раз, два и обчелся: мы, Минобороны, да МВД. На милицию надежды нет, местные кадры давно распропагандированы…

– Мои офицеры ставят вопрос о слиянии МВД с Комитетом в одно ведомство, как раньше, - кстати вспомнив выступление Коршунова на партсобрании, сказал Сурков.

– В умелых руках любой вопрос стоит, а тут: ставь, не ставь - без разницы. Вот, мы хотели внутренние войска под себя взять, бились, бились, да не получилось. У военных отобрать - отобрали. В ЦК спорили, спорили, в конце концов отдали в МВД, что ни нашим, ни вашим. А военные норовят в сторону…

– Военных понять можно, Владимир Александрович. С Тбилиси нахлебались, до конца века хватит, - заметил Сурков.

– Задачи сегодня решаются, а до конца века еще дожить надо, и без армии - никак. У нас активных штыков - только дивизия Дзержинского, да спецподразделения. Что они смогут сделать кроме, как народ попугать?
– возразил Крючков.
– В результате получается, как в сказке: "А и Б сидели на трубе - А упало, Б пропало, что осталось…?" Остались только мы, чтобы самих себя координировать. Вот так сидим и координируем. Агентуры во все дырки напихали - у литовцев в "Саюдисе" каждый третий наш - а толку никакого.

– У меня такая же обстановка. Обком ни одной реализации не разрешает, - вставил Сурков.

– Подожди со своими реализациями, до них еще дойдем, - поморщился Крючков.
– Короче, у моих терпение лопнуло. Собрали мне все оперативные материалы, толковую справку подготовили и - с Богом!
– благословили в ЦК, к Михаилу Сергеевичу. Просим-де добро на активные культурные, так сказать, культурно-массовые мероприятия. Месяц, другой - ни ответа, ни привета. И тут, как назло, появился повод нагадить. Имею в виду историю с твоими "Волкодавами". Меня прораб перестройки Яковлев встретил и за пуговицу взял так, что не отвертеться: "Зачем и почему Комитет провоцирует демократическую общественность? Зачем нарушает монолитную сплоченность вокруг ленинского курса партии на правовое государство?" И "Литературкой" с намеком тычет.