В Тхиене любой альфа мог взять себе хоть с десяток жен и столько же мужей, если в состоянии был их содержать. У короля Вальгарда – его отца – был один из самых больших гаремов, насчитывающий порядка пяти сотен жителей. И около семи дюжин детей, более половины из которых уже перешагнули порог шестнадцатилетия. Бывало, отец шутил, что к концу жизни наберется целая армия из его отпрысков. Сыновей-омег он щедро раздаривал своим же военачальникам – главам самых родовитых кланов – в мужья, подкрепляя власть, которая оставалась незыблема вот уже четверть века.

Хаук был вторым в очереди на престол. Поэтому уже с юных лет начал искупать свое сомнительное происхождение службой во благо Тхиена против иосмерийских нападок на их земли с Юга. В одиннадцать лет Хаук попал в подчинение Гудреду Адельстайну, который и обучил его всему после смерти принца Валентина. И по сей день Хаук постигал науку быть настоящим воином – драться на мечах, убивать без сожаления и брать свое. За что его и прозвали Арнбранд – Меч Хищной Птицы.

Хаук ни разу не знал поражений в бою до сего дня, потому что всегда сражался честно и свирепо, как разъяренный медведь. Но стоило ли ждать открытой игры от Иосмерийской Ведьмы, как ее прозвали – Наннет Бижон? С короткой стрижкой и в легких доспехах, она вполне могла бы сойти за воина-мужчину, но то, как покачивались ее бедра в седле, не оставляло места для заблуждений. Презренная женщина.

Их разведывательный отряд около месяца базировался на приграничной территории в горах Каскаузе, куда редко поднимались местные жители – иосмерийцы, но отчего-то решила заглянуть она. Как позже Хаук узнал все дело было в пастушке, с которой закрутил любовь один из его воинов. Акцент и то, что он назвал ее «иосмерийской подстилкой» во время соития, предрешило их судьбу.

– Глупее твоих воинов, только твой король, – рассмеялась она в лицо Хауку, когда внезапно ночью иосмерийки разбили их лагерь и взяли выживших в плен. – Только тхиенец способен гадить там, где ест.

Хаук не спешил выдавать себя и то, кем является, поэтому промолчал на прямое оскорбление. Впрочем, как к пленным, к ним относились довольно сносно. Никаких избиений или пыток, видимо это было припасено для наилучшего времяпрепровождения в столице Иосмерии – Хетханне. Лишившись лошадей им приходилось пешком идти на привязи за чужими скакунами, колонна была настолько тесной, что стоило сделать один неосторожный шаг и все валились на землю, увлекаемые друг другом.

Зато это позволяло сосредоточиться сначала на исследовании немногочисленного конного отряда Бижон, состоящего исключительно из женщин, а затем и на собственных мыслях. Хаук вспоминал своего почившего родителя, который вырос во дворце Хетханны, где теперь обитает распутный король Бастиль и его двор. Учитывая, что Хаук знал о том, как во вражеском лагере обращаются с военнопленными, им бы стоило удавиться еще до прибытия. Иосмерийцы продавали свои трофеи обратно в Тхиен, не оставляя себе, как это делали они. Но то, что с ними проворачивали до продажи…

Они называли это «Укрощение варвара». Немногие, испытав подобное на себе, не ломались, больше трети попросту не выживало. Ну, а те, кто выжил, не хотели такой жизни вовсе. Возвращаясь в Тхиен, они влачили жалкое существование, проклиная пленителей до последнего вдоха.

Судьба же Хаука решилась в предпоследнюю ночь перед прибытием в Хетханну. Когда отряд остановился на ночевку, Наннет отчего-то возжелала варвара-альфу себе в постель и Хаука отвязали от колонны, доставив к ней в палатку. Она сидела за столом и даже не обернулась, когда его втолкнули внутрь и задернули полы за спиной.

Хауку показалось странным то, что она так безрассудно подставила себя. Но, возможно, все дело было в том, что Наннет не знала кто он – лишь догадывалась, что Хаук был лидером отряда – мелкой сошкой, в ее скудном понимании. У него хоть и были связаны руки за спиной, но все еще оставалась сила, чтобы убивать подобных ей. Всего один рывок и ее песенка спета, каким бы искусным воином она себя не считала. Безрассудно ждать покорности от того, кому нечего терять, и Хаук воспользовался своим шансом – бросился на нее, желая сшибить весом собственного тела.

Наннет легко спорхнула со стула, как по сигналу, схватилась за спинку, приподняв в воздухе, и шарахнула его, что есть силы по груди. Так, что дерево кусками полетело в разные стороны. Дыхание перехватило и Хаук на секунду опешил.

Следующий сильный удар пришелся по голове. Пустота. Боль. Кружение. Очнулся он с онемевшими, все еще связанными за спиной руками, на полевом матрасе со спущенными до колен штанами. Доспехов на Наннет уже не было и сидела она ноги врозь у него на бедрах. Ее острые груди под сорочкой встопорщились от холода, пока такие же ледяные пальцы ощупывали его узел.

– Что-то с тобой не так, – недовольно произнесла она, поджав губы. А затем подняла сорочку ему же на голову. – Ох! Раздери тебя Бездна! – вульгарно выругалась она.

И Хаук знал, что предстало ее взгляду. Метка с гербом королевской семьи, которую делали в гареме всем детям, опасаясь подмены младенца. Колючие пальцы коснулись знака и острый ноготь врезался в кожу.

– Кто ты, отродье бездны?

– В Тхиене тебе уже выдали бы плетей, женщина, за твой грязный язык, – с напускным спокойствием ответил Хаук. На секунду ему даже понравилось ее замешательство и нотки страха в голосе.