Шрифт:
Ты очень маленькая, но места занимаешь много.
Пятнадцать часов я наблюдаю за тобой в инкубаторе, ты вся опутана проводами и трубками. Спустилась сюда, как только мне разрешили передвигаться в кресле. Врачи велят отдыхать, но об этом я подумаю позже, когда твои легкие, желудок и сама жизнь перестанут зависеть от аппаратов.
Ты находишься на первом этаже, моя палата на четвертом, твой папа пообещал не отходить от тебя, заявив, что я должна высыпаться. Он прав – руки у меня дрожат, голова кружится, – но сейчас важно быть все время начеку. Я боюсь, что, если закрою глаза, тебя не станет.
Вдруг мы отвернемся, а ты исчезнешь? Может, нам не сводить с тебя глаз, раз смерть предпочитает приватность?
Я пишу тебе, чтобы убить время и не думать. Твой папа принес блокнот в желтой обложке, и я каждый вечер заполняю страницы, хоть и не знаю, прочтешь ты когда-нибудь мои слова или нет.
Твою патронажную сестру зовут Флоранс. У нее темные волосы и обнадеживающая улыбка, она говорит с тобой, как любящая женщина, поэтому я ей поверила. И задала всего один вопрос: «Она выживет?» Все остальное не имеет значения, радость моя. Пусть понадобятся месяцы, даже годы, я готова проводить на ногах все ночи напролет, мне все равно, будешь ты здоровенькой или нет, только живи! Я столько всего напридумывала на сорок лет вперед (на пятьдесят, если займусь спортом), но готова поставить крест на твоем обучении игре на гитаре. Я запрещу себе представлять, как надеваю на твою головку чепчики с кошачьими ушками, как укрываю тебя одеялком с мультяшными героями, перестану мечтать о свадьбе в саду. Только живи…
Флоранс объяснила, что у тебя трудности с дыханием из-за недоразвитых легких, что ты очень устала и не можешь питаться самостоятельно, но врачи делают все, что в их силах. Мне этого недостаточно. Пусть Флоранс пообещает, что ты будешь жить! Что однажды – пусть и не скоро – мы покинем родильное отделение с тобой на руках, как все счастливые родители, которых я встречала в коридорах. Я хочу, чтобы эта милая женщина поклялась, что ты будешь спать в своей колыбельке, будить нас плачем по ночам, что через несколько лет весь сегодняшний ужас останется в прошлом.
Но она не может. Здесь не дают гарантий. Мы не в Darty [3] , а в неонатальном отделении.
7. Элиза
Никогда еще я не ждала понедельника с таким нетерпением. Уж лучше работать, чем торчать одной дома. Прихожу раньше обычного, на месте только Нора и Оливье, он уже в наушниках. На клавиатуре моего компьютера лежит пакет. Коллега улыбается:
– Подумала, тебе потребуется взбадривающее средство.
3
Магазин электроники и бытовой техники.
Запускаю руку в пакет и достаю большой кусок occo-ирати [4] и баночку вишневого варенья. У меня впервые перехватывает горло из-за сыра.
– Поделишься? – интересуется Нора.
Я качаю головой, указав взглядом на Оливье, она понимает и протягивает мне нож.
– Я выгляжу настолько подавленной?
– Он для сыра, балда! – смеется Нора.
Приступить к пиру я не успеваю – появляется наша шефиня мадам Мадинье. Она жмет мне руку, саркастически улыбается и спрашивает:
4
Оссо-ирати (фр. Ossau-Iraty, также известный как Istara) – невареный прессованный сыр из овечьего молока, который производят на юго-западе Франции. Название сорта происходит от долины Оссо и букового леса Ирати.
– Свершилось? Птенец покинул гнездо?
Я не отвечаю, что нимало ее не обескураживает.
– Ради всего святого, Элиза, вы же не думали, что он до пятидесяти лет будет прятаться у вас под юбкой?! Детей заводят не для себя, не понимаю я женщин, относящихся к потомству как к недвижимому имуществу. Это второй старт, не упустите его, вы еще молоды, так не тратьте силы на переживания!
За двадцать лет я хорошо узнала мадам Мадинье. У нее есть мнение по всем вопросам, и она не может не высказаться, даже если ее ни о чем не спрашивают. Это сильнее ее. Ее любимые мишени – женщины. Лентяйки смеют уходить в декрет, а вот она вернулась на работу через неделю после родов! И эпидуралку [5] ей не делали, наркоз – для трусих! Мадам ненавидит заносчивых развратниц, имеющих наглость носить мини-юбки, глубокие декольте и красить губы, а потом жаловаться, что их щупают все кому не лень. Сначала я молчала – не могла позволить себе потерять работу и каждое утро плелась на «службу» с тяжелым сердцем, но довольно скоро попыталась дать ей понять, как неуместны подобные высказывания. Ничего не вышло – возражения еще сильнее заводили мадам Мадинье.
5
Эпидуралка, или перидуралка (жарг.), – один из методов местной анестезии, при котором лекарственные препараты вводятся в эпидуральное пространство позвоночника через катетер.
Теперь я в отличие от коллег смотрю, как она плюется ядом, но в смысл слов не вникаю и воспринимаю их как надоедливый фоновый мотивчик, который все равно не смолкнет, пока не прозвучит последняя нота. Чужую жизнь легче судить и разбирать по косточкам, чем свою…
Она продолжает разглагольствовать, не глядя на меня:
– Заведите шиншиллу, если нуждаетесь в компании! Или мужчину, почему нет? Не хотите найти спутника жизни?
Оливье снимает наушники и, не скрываясь, хихикает.
Мадам Мадинье пиявит меня взглядом. Она ждет ответа, я теряюсь и бормочу:
– Нет… э-э-э… у меня…
Нора спешит на помощь, задает вопрос о полученном счете. Я набрасываюсь на сыр.
Съедаю все до корки, и тут Нора присаживается рядом со мной на корточки и шепчет:
– Ты должна заняться африканским танцем.
– Что-о-о?
– У Мадинье, конечно, много заскоков, но в одном она права: да, детишки выросли, но твоя жизнь не кончена! Ты всегда мчалась после работы домой, к сыну, а теперь у тебя есть время для себя. Ты впадешь в депрессию, если будешь сидеть взаперти. Неужели у тебя нет хобби?