Костя молча пил свое пиво, читал записи из больничной папки и время от времени бросал на меня мрачные взгляды из-под нахмуренных бровей. Снова долго рассматривал рисунок набережной, на которой мы сейчас находились. Я вытянула шею и тоже стала его рассматривать, сравнивая с оригинальным пейзажем. А что, довольно похоже получилось, узнаваемо. Я зябко поежилась, закуталась в куртку и нахохлилась на своем стуле, прихлебывала холодное пиво маленькими глоточками, грея во рту, держа банку заледеневшими пальцами.

— Зачем ты забрал меня из клиники? — наконец спросила я. — Куда мне идти?

Он, похоже, ждал этого вопроса, но отвечать пока не торопился. Может быть, и сам не был ни в чем уверен. Я не сводила с него вопросительного взгляда, и ему пришлось нехотя процедить:

— Сам не знаю.

Это было неожиданно. До этого он производил впечатление решительного человека, точно знающего, чего он хочет и что для этого ему необходимо сделать.

— А обязательно было забирать меня из клиники?

— Да.

Он поставил банку на столик, откинулся на спинку пластикового стула и вытянул свои длинные ноги, облокотившись и подперев кулаком щеку в мрачной задумчивости. Я продолжала сверлить его взглядом, и он наконец отнял кулак от лица и пояснил:

— Меня пытались убить. И тебя попытаются.

— А тебя-то за что убивать? И кому это надо? Почему нас обоих? Мы как-то связаны?

Он снова подпер щеку кулаком и задумчиво смотрел теперь на меня из-под заломленной брови. Потом вздохнул, потянулся за своей банкой пива, отхлебнул и, глядя на реку, признался:

— Я совершил несколько ошибок.

— Оставил меня в живых?

Он снова колюче глянул на меня, но кивнул.

— Да, это одна из них. Не самая первая…

— А еще?

Он усмехнулся и залпом допил свое пиво.

— Сапер ошибается дважды, — сообщил он мне.

И что это значит? Я пожала плечами. Он махнул на меня рукой и поднялся со своего стула.

— Пойдем, а то холодно уже.

Я оставила на столике недопитое пиво, встала, сунула озябшие руки в карманы куртки и зашагала за ним.

— Ябы на твоем месте меня убила, — сказала я ему в спину.

Он резко остановился и медленно развернулся ко мне.

— Это бы решило твои проблемы, — спокойно проговорила я.

Он хмыкнул и продолжал напряженно всматриваться в мое лицо, пытаясь распознать издевку в моих словах.

— Нет, не решило бы.

— Почему? — Продолжала допытываться я, тоже остановившись возле него и глядя ему в лицо снизу вверх. — Я же для тебя не представляю ни ценности, ни угрозы. Зачем тебе обуза? Почему тебе было не оставить меня в клинике и не дать кому-то сделать грязную работу за тебя? А ты бы и знать ничего не знал.

Он стиснул зубы и сжал кулаки. Я подумала, что он меня ударит.

— Ты стала моей проблемой давно, сразу же, как только я тебя встретил. Два года назад. И моей самой большой ошибкой. Но теперь-то уж я точно никому не дам тебя убить.

Он развернулся и зашагал дальше по набережной, думая, что я по-прежнему буду следовать за ним.

Я стояла в раздумьях, все больше ощущая вечернюю прохладу надвигающейся осени. Почему я должна идти за этим мало знакомым мне человеком, о котором мне известно только, что его зовут Константин, и что он пытался меня убить? Впрочем, куда идти без него, я тоже не имела понятия.

И я продолжала стоять на набережной, смотря в удаляющуюся спину человека, которого почти не знала, и одного из немногих, кто знал меня.

Он прошагал еще несколько метров своей решительной энергичной походкой, остановился, не слыша шагов за спиной, постоял, опустив голову, затем решительно вернулся за мной, взял меня за руку, взглянув мне в глаза, и крепко сжав мою ладонь своей горячей жесткой рукой, повел прочь.

В опустевшем вагоне электрички было ненамного теплее, чем на улице, и я, скукожившись, разглядывала в потемневшем окне свое отражение, пытаясь найти в нем знакомые черты и вспомнить хоть что-то об этой чужой для меня женщине с тревожными глазами. Мы ехали по моим ощущениям уже несколько часов, я не спрашивала, куда. Механический голос объявлял остановки, которые ни о чем мне не говорили. За стеклом мелькали однообразные пейзажи, которые с каждой минутой становились все темнее, размытее и неразличимее.