Я ожидала, что те двое типов, которые ранили Костю, тоже спрячут свою поклажу в подпол. Но черная сумка лежала в дальнем углу прямо на полу, накрытая только серым от старости дырявым полиэтиленом. Странно. Я вытащила сумку на середину комнаты, куда доставал солнечный свет, расстегнула «молнию» и увидела внутри то, что и ожидала: пачки денег, перехваченные бумажными лентами.

Я не считая натолкала их себе в рюкзак, закрыла сумку, задвинула ее обратно под полиэтилен и, продолжая посматривать по сторонам, выскользнула из дома и направилась обратно в землянку, которую, к своему немалому удивлению, без труда отыскала.

Когда я пришла, в землянке было темно, но я слышала дыхание спящего мужчины. Огонь в очаге тоже погас. Я набросала туда веток и подула, надеясь, что в кострище еще оставались горячие угольки. Увы. Пришлось снова искать впотьмах зажигалку. Когда мне таки удалось затеплить сначала маленький огонек, а потом он вспыхнул и осветил внутренности подземного жилища, я отодвинулась от очага и мельком взглянула на топчан; первое, что я увидела — это направленное мне в лицо дуло пистолета.

Я перевела взгляд на колючие глаза, отражающие пламя очага.

— Ты чего? — я замерла, прикидывая, мог ли Костя так сильно шибануться головой, что теперь своих не узнает.

— Где была?

Значит, узнает. Просто подозрительный. Чего он, интересно, испугался?

— Там.

Я не стала уточнять, где именно, но он, похоже, прекрасно меня понял.

— Зачем?

— Кое-что проверила, кое-что забрала.

— Забрала? Откуда? Из тайника?

— Из тайника я сразу забрала все, что там было. Свечи. И то, что ты в рюкзак напихал. Больше там ничего интересного не осталось.

— Тогда что…

Я дотянулась до своего рюкзака, оставленного возле входа, подтянула его к себе. Костино лицо напряглось, между изогнутых бровей залегла вертикальная морщинка. Ствол пистолета дернулся. Я снова замерла, осторожно протянула ему рюкзак, предлагая самому посмотреть.

Он с опаской взял, расстегнул, не сводя с меня пристального взгляда, вытряхнул содержимое рядом с собой на топчан.

Я наблюдала, как меняется выражение его лица. С подозрительного оно сменилось на недоверчивое, потом он криво улыбнулся одним уголком рта и изогнул одну бровь.

— Что это? — он ткнул дулом пистолета в кучу бумаги и больше не наставлял на меня оружие. Я незаметно перевела дух.

— А на что похоже? — я пожала плечами.

— Где взяла?

— У соседей, — усмехнулась я.

Он упер руки в боки и вопросительно воззрился на меня, ожидая объяснений.

— Ты хоть знаешь, кто тебя подстрелил?

Он отрицательно качнул головой, продолжая сверлить меня взглядом.

— А я видела. Двое типов приехали на бежевой машине с зелеными полосками, выгрузили сумки с этим, — я кивнула головой на деньги, — в одном из домов. Потом услышали тебя, пошли, постреляли, потом догрузили остатки, немножко поругались и уехали. Номера машины я не разглядела. Какой-то микроавтобус.

Костя потрясенно молчал, слушая мой доклад, потом сложил все пачки обратно в мой рюкзак, сел и поскреб бороду.

Я тем временем по-хозяйски залезла в Костин рюкзак и достала оттуда запас свечей, запалила одну от костерка и поставила в стакан с воском. Сунула нос в котелок и обнаружила там еще теплую уху, которой с удовольствием занялась, дрожа от голода.

— А чего ты вздумал в меня вдруг пистолетом тыкать? — спросила я, проглотив очередную ложку вкусной ухи и прожевав рыбу.

Он коротко улыбнулся, чуть поджав губы, и спрятал пистолет у себя в изголовье.

— Ну, я не сразу разглядел, что это ты… А потом подождал еще немного и убедился, что ты пришла одна… И… В общем, извини.

Я пожала плечами и продолжила хлебать уху прямо из котелка.

Покончив с едой, я попила воды из полторашки и, заставив Костю подвинуться, приползла к нему под бок, уютно пристроив голову на его здоровом плече.

Он как ни в чем не бывало обнял меня, дружески потрепав по спине, чмокнул в макушку.

— Спасибо за уху, — проговорила я, чувствуя, что вот-вот засну, несмотря на то, что до ночи еще вроде бы далеко.

— Это тебе спасибо… за все, — даже не видя его лица, я чувствовала, что он улыбается.

— Обращайся, — сонно пробормотала я, завершая обмен любезностями, и закрыв глаза, уже проваливаясь в сон, услышала тихое: «Баю-баюшки-баю…», от которого слегка потеплело на душе.

Костя отлеживался несколько дней. На улицу по нужде он выползал сам, сходил со мной проверить сеть, правда, в воду лазила я. Достала две рыбины, и мы запекли их целиком на углях.