И хотя маловероятно, что я когда-то обнаружу неопровержимые доказательства – например, письмо человека, который подделывал предметы из человеческой кожи, с объяснениями его целей (эх, если бы), – именно двусмысленность мотивов, стоящих за мошенничеством, делает подделки такими же интригующими, как и реальные артефакты. Чуть больше половины объектов, которые мы проверили, сделаны из настоящей человеческой кожи, так что существует огромное количество имитаций. Все они добавляют кусочек к загадке феномена антроподермической библиопегии и контексту в истории медицины, в котором эти книги могли быть созданы.

Тома из человеческой кожи заставляют задуматься о том, как мы относимся к смерти и болезни и чем обязаны тем, кто был обижен врачами или кем врачи пользовались в корыстных целях. Это моя работа – и привилегия – помогать развивать различные способы думать о взаимоотношениях с нашим телом, особенно в контексте медицинской профессии.

Я начала изучать книги, переплетенные в человеческую кожу, потому что нутром чувствовала, что их мрачные истории могут многое рассказать о цене отстраненного клинического взгляда. Но об этих жутких предметах было известно так мало.

Единственные упоминания о них в научной литературе стары и полны слухов и недомолвок, а не подтвержденных фактов. В интернете информации также было смехотворно мало. Например, если вы зададите запрос «антроподермическая библиопегия» в Google, то получите несколько реальных примеров. Но в основном это будут просто странно выглядящие старые книги и очевидные подделки, которые таксидермист, говоря о чучеле кроленя [4] , назвал бы надувательством. Некоторые из этих предметов явно являются реквизитом фильма или репликами, но другие претендуют на подлинность – даже если у них есть, скажем, тень реального лица на обложке, – и многие из этих страшных изображений можно найти в онлайн-статьях об этой практике, как будто они настоящие.

Библиотекари, изучающие редкости, давно знают, что каждая старая книга – это тайна, которая ожидает своего детектива: перья, цепочки и водяные знаки на бумаге, средневековые ноты, спрятанные под переплетами. За каждым шагом создания книги стоят мастера, чьи имена навсегда потеряны во времени. Я поняла, почему были придуманы такие термины, как «библиомания». Когда детектив заинтригован особенно сложным делом, он становится одержимым. Стараясь узнать истории, которые кроются за этими таинственными книгами, я смотрю на книги не как на обычные предметы, а как на сосуды для историй – историй, содержащихся на страницах, конечно, но также и жизней людей, из чьей кожи может быть сделан переплет.

Я провела более пяти лет в путешествиях, только чтобы увидеть эти книги своими глазами. Попутно удалось обнаружить, что они дают необычайное представление о сложных взаимоотношениях медицинской профессии с ее прошлым. Я также поговорила с коллегами, чтобы понять, что эти спорные объекты означают для библиотек сегодня и какие уроки о жизни и смерти они могут дать всем нам.

Эта миссия привела меня в некоторые из самых почтенных культурных учреждений мира и самых маленьких общественных музеев. Я встречала хранителей коллекций, которые невероятно рады, что эти самые необычные книги с их темными родословными стоят на их полках.

Мне попадались люди, отчаянно желающие похоронить такие книги – иногда в переносном смысле, временами буквально. Мне посчастливилось обнаружить несколько интересных исторических персонажей – переплетчиков книг и тех, из чьей кожи они были сделаны, – и они пролили свет на то, что власть имущие смотрели на тела бесправных людей с беспечной банальностью.

Антроподермические книги требуют, чтобы мы боролись со смертностью и одновременно с тем, что происходит, когда бессмертие нам навязывается. И они прояснили мое собственное моральное видение как библиотекаря и хранителя того, что осталось от прошлого. Все эти мысли пришли ко мне со временем. Началось все с обычного, но болезненного любопытства.

Если кто-то хочет поступить в Гарвард, то вряд ли причиной этому служит болезненное любопытство. Еще в начале 2015 года я отправилась в Хоутонскую библиотеку этого университета, чтобы посмотреть на первую и единственную антроподермическую книгу, подлинность которой подтверждена. Представитель так называемого рабочего класса, я была поражена тем, что, будучи студентом библиотечного факультета в крупном исследовательском университете, могла просто написать в другое высшее учебное заведение и сказать, что я хотела бы увидеть книгу в переплете из человеческой кожи, и они ответили мне: «Конечно, приходите!» Я была полна решимости пользоваться этой исключительной привилегией при каждом удобном случае. В то время как большинство людей бегут, опустив глаза, через гарвардский двор под порывистым весенним ветром, я всегда буду тем человеком, который задержится возле солнечных часов, на которых написано «В этот момент застыла вечность»; мечтательное выражение моих глаз выдает во мне безнадежного ботаника, любителя истории, который просто в высшей степени счастлив быть там.

Оказавшись в читальном зале Хоутонской библиотеки, я сняла варежки, подула на руки и вынула из рамы «Судьбы души» (Des destin'ees de l’ame) Арсена Уссе. На обложке была пятнистая кожа с большими видимыми порами. Внутри форзацы были украшены веселыми, яркими инициалами Ls и Bs (предположительно инициалы его бывшего владельца, доктора Людовика Буланда), а также двумя символами, связанными с Францией и медицинской профессией соответственно: геральдическая лилия (флер-де-лис) и посох Асклепия (змея, обернутая вокруг палки). Открыв том, я прочла посвящение, которое неожиданно показалось мне душераздирающим для книги, сделанной из человеческой кожи.