Шрифт:
– Почему же ты просто не позволил джиннам убить тебя? – спрашиваю я.
– Потому, что они не хотят меня убивать, – объясняет Каин. – По крайней мере, пока. Джинн, умирая, произносит пророчество. Именно этого они от меня и ждут.
– Но ты же не джинн.
– Я пользовался их силой тысячу лет, Ловец Душ. – Пророк смотрит туда, где чернеет Сумеречный Лес. – Князь Тьмы убил остальных Пророков слишком быстро – знания не достались ему. Но меня он оставил в живых. Если он услышит то, что я должен сказать, этому миру наступит конец. Клянусь в этом плотью и кровью. Убей меня, Элиас, пока он и его слуги не добрались до меня, чтобы услышать пророчество. Не дай им использовать меня. Убей меня, и мир, возможно, выстоит.
– Я не собираюсь тебя убивать.
– Тело и душа! – Каин напирает на меня, рывком приближает мое лицо к своему, и все, что я вижу, это его красные, налитые кровью глаза. – Ты что, забыл? Истинная свобода – и тела, и души.
– Ложь, – отвечаю я. – Как и все остальное, что ты мне говорил.
– Не ложь, а надежда, – возражает он. – Надежда на будущее. Надежда для Книжников – моего народа, который я предал. Надежда для тебя, Ловец Душ, пусть ты и веришь в предначертанность судьбы. Но ты ошибаешься, что бы ни говорили тебе Маут и Князь Тьмы.
Тот же голос в моем сознании снова оживает: «Не поддавайся на его уловки, Ловец Душ».
Но я не хочу слушать.
«Сражайся».
Вдалеке над деревьями поднимается красно-оранжевое зарево. Джинны скоро будут здесь.
– Расскажи мне о вещих снах и об угрозе, нависшей над Землями Ожидания. Тогда я доставлю тебя туда, куда джинны не смогут добраться.
– Мне не нужна безопасность, мне нужна свобода. Смертельный удар освободит меня, Элиас Витуриус. И тебя. Поклянись мне в том, что сделаешь это, и ты узнаешь то, что желаешь знать.
– В таком случае, можешь оставить свои секреты при себе.
Я чувствую здесь какой-то подвох. Старик чего-то недоговаривает. Я пытаюсь стряхнуть его руки, но он цепко держит меня.
– Повторяю, я не буду тебя убивать.
– Запомни: я надеялся обойтись без жестокости, – шепчет он. – Помни, что я пытался, Элиас, хотя ты и проклинаешь мое имя сейчас. И рассказывай всем. Ты мой посланец здесь, когда жизнь моя подходит к концу, и если ты не расскажешь им, не будет безоблачного неба после бури, не будет ни Земель Ожидания, ни призраков, ни надежды. Лишь боль и страдания.
Отпуская мои руки, Каин впивается пальцами мне в голову, нажимая на кости черепа, будто хочет пробуравить их насквозь. Я вскрикиваю и пытаюсь вырваться. Я гораздо выше его и на четыре стоуна [2] тяжелее, но старик без труда удерживает меня, словно того шестилетнего мальчишку, которого когда-то притащили в Блэклиф.
– Это мой дар тебе, Элиас, – говорит он. – За все то, что когда-то забрал у тебя. Девушку с золотыми глазами зовут Лайя из Серры, она дочь Львицы. Я вкладываю в твое сознание ее имя, и никакая сила на этой Земле не сможет стереть его…
2
Т. е., на 25 кг.
Магия вспыхивает в нем, и на меня обрушиваются воспоминания.
Пламя в ее глазах в тот день, когда я впервые встретил ее…
Безлунная ночь в пустыне, на землях Кочевников. Произнесенные шепотом слова: «Ты – мой храм…»
Ее слезы, когда она вложила мне в руку тот деревянный браслет. «Возьми это. Он мне больше не нужен…»
– Нет. – Я упорно пытаюсь оторвать от себя руки Каина. – Прекрати это.
– Молодая женщина с короной светлых волос… – продолжает Пророк, сверля меня своим жутким взглядом, – …это Элен Аквилла, Кровавый Сорокопут и Надежда Империи. Я вкладываю в твое сознание ее имя, и никакая сила на этой Земле не сможет стереть его…
Ее рука, протянутая мне в загоне для отбраковки…
Ее лицо, освещенное луной, в степях на севере Империи, ее улыбка, вой ветра…
«Отпусти меня, Элиас», сказала она мне, когда я бежал из Блэклифа…
– Каин, во имя неба! – Я с силой отталкиваю его, но он не отпускает. Магия Маута накапливается внутри меня, в моих раскаленных добела пальцах, стремясь вырваться наружу. – Прекрати, чтобы ты сдох, будь ты проклят… – Мне странно произносить эти слова, и я вдруг понимаю, что не бранился уже несколько месяцев. – Ты чокнутый старый придурок!
Но Каин не сдается. Он говорит, и его слова, как удары дубины, обрушиваются на меня.
– Женщина с ледяными глазами – твоя мать, Керис Витурия, дочь Квина и Каринны, наставник и палач. Я вкладываю в твое сознание ее имя, и никакая сила на этой Земле не сможет стереть его…
Ее усталое лицо, пристальный взгляд, направленный на меня…
«Ступай к каравану, Ильяас. В пустыне ночью бродит немало темных тварей…»
Татуировка на ее шее…
Мое сознание переполняют эти имена, их лица, воспоминания о том, что было между нами. Лайя. Элен. Керис. Возлюбленная. Друг. Мать.