А девушка тем временем повторно собрала в пучок волосы, которые растрепались во время танца. Но случайно оставила одну прядь. Мне хотелось протянуть руку и коснуться темных волос, чтобы ощутить, как они послушными змейками путаются в пальцах.

Я все еще находился в странном состоянии транса, когда Маша взяла пульт и вырубила музыку. Ее дыхание было все еще рваным. Капельки пота катились по вискам. И я представил, какой горячей и страстной она будет в моей постели.

Я трахну ее. Это даже не обсуждается.

– Мне нужно пройти, – услышал тихий, уставший, но твердый голос девушки.

Я стоял в дверях, преграждая ей путь. Не двигался, смотрел с высоты своего роста, отмечая лихорадочно бьющуюся жилку на шее, изящный изгиб плеча, хрупкие запястья и тонкие, длинные пальцы.

– Сколько? – произнес я.

Понял, что фигура девчонки меня полностью устраивает. Даже крохотная грудь заводила до предела. Да, она была решительно не в моем вкусе. Рост слишком маленький и задница плоская. Не говоря уже о том, что она совсем не блондинка с голубыми глазами. Но мой член реагировал именно на нее, отодвигая все заботы в пекло.

– Чего «сколько»? – прищурилась она.

Я не двинулся с места, не позволил ей пройти. Поднял руку и коснулся длинной пряди, не спрятанной в пучок на ее затылке.

Шелковая полоска обвила палец, а мне вдруг захотелось больше. Захотелось намотать всю копну волос на кулак, потянуть, заставить девчонку смотреть мне в лицо. В идеале – стонать в голос, когда я буду брать ее вновь и вновь из любой позиции, какую захочу.

– Сколько ты хочешь за секс? – повторил я вопрос.

Я знал, что меня отпустит. Эта Маша не подходит на роль постоянной любовницы. У меня есть Марго, которая исправно отсасывает и всегда готова по первому звонку.

Мне нужно было просто удовлетворить любопытство именно с ней, с этой гибкой азиатской танцовщицей.

Оплеуха была неожиданной. Нет, она не причинила боли. Но мое эго было задето.

Животная ярость смешалась с возбуждением, оглушив меня.

– Я не продаюсь, придурок! – прошипела она.

Кажется, эта Маша была бесстрашной, но глупой дурой. И поплатится. Или я не Роман Львовский!

Я стремительно выбросил руку, хватая девчонку за затылок. Возможно, ей было больно. Но она лишь сжала рот в прямую линию. А ее глаза метали молнии.

Мне пришлось с силой прижать ее к себе, чтобы девичье колено не встретилось с моим возбужденным членом.

– Пусти, урод! – процедила она.

– У всех есть своя цена, Машааа! – процедил я, не позволяя ей двигаться.

Жадно впился в ее рот. Она до боли стиснула челюсти, прикусив мою губу до крови. Но я не отступал. Пил ее дыхание, не замечая ничего вокруг. Словно безумец.

Соленый привкус металла лишь раззадорил меня. И я усилил напор. Прижал ее бедра к своим, позволяя ей ощутить мое возбуждение. Ее ладони колотили по моим плечам, спине. Девичье тело извивалось, пытаясь выскользнуть из моих рук. Но я точно зверь, нашел жертву и не собирался выпускать.

– Охренел, Рома?! – раздался рык Сани, отрезвляя меня.

Барсуков не был слабаком. К тому же оказался злым, как черт.

И мне пришлось выпустить девчонку из захвата. Прежде, чем мощный кулак Сани впечатался в мою челюсть, я увидел, как по щекам девчонки текут слезы, а на нижней губе – капелька крови.

Я не стал уклоняться от удара. «Поймал» справа. Просто понадеялся, что небольшая встряска поставит мозги на место. Помогло.

Звон в ушах привел меня в чувства. И пока я переводил дыхание, расслышал, как Саня говорит девчонке:

– Раттана, прости! Этого придурка здесь больше не будет!

– Саш, все в порядке. Просто не стану больше подменяться. И глупости. Не нужно из-за меня ругаться с друзьями, – настойчиво говорила она.

А у меня в голове билось лишь имя «Раттана». Так гораздо лучше. Никакая она не Маша. Раттана – ей подходит. Знать бы еще, что оно означает.

– Ты, млять, мудак и придурок! – цедил Сашок, когда мы оказались на подземной парковке. – Не трогай ее! Понял?!

– Да понял, Сань, – усмехнулся я. – Успокойся.

– Ублюдок! – процедил Барсук.

– А вот это было обидно, – хмыкнул я. – С тебя организация мальчишника. Мой секретарь свяжется с тобой.

– Да пошел ты, говнюк! – уже спокойнее бросил Барсук и надел шлем на голову.

На прощанье он поднял вверх средний палец и умчался.

А я сел за руль. Губа все еще ныла. Запекшаяся кровь напоминала о темпераменте девчонки. Бросив взгляд на свое отражение в зеркале, ухмыльнулся.