Автобус с шипением остановился, и Евстахий свистнул спереди:

– Ваша остановочка, госпожа Ада!

Я услышала. Только я и услышала – нечисть не видна и не слышна смертным. Кивнув в знак благодарности маленькому седобородому парасольнику, схватила чемодан и саквояж, выскочила на серый асфальт остановки, выдохнула. Где моя карта маршрута? Университетов не видать, одни панельные пятиэтажки с магазинчиками и киоски. Деревья, правда, по обе стороны дороги, за ними ничего не увидишь… О, шаурма! Это хорошо! Люблю вредную еду смертных! А это что такое?

Нос уловил едва приметный запах манны. Не знаю, как остальные существа распознают этот источник магии, а я иду на нюх. Давно задумываюсь уже – может, у меня в предках были оборотни? Может, я и вправду инвалид, который не может перекинуться? Нет, Сероволковский бы сказал. Во всяком случае, тонкую невидимую ниточку манны я ощутила ясно, будто бы она была обозначена ярким цветом. След вёл через дорогу, мимо шаурмы и цветочного киоска, в длинное здание, на углу которого большими буквами было начертано: «Приёмная комиссия». А чуть дальше – Омский государственный университет. О, мне сюда.

Немного поплутав в коридорах, где следы манны путались и смешивались между собой, я наконец набрела на целый этаж, в котором не было запаха смертных. Вздохнула с облегчением и попёрлась искать нужную мне дверь деканата. Вообще, для университета тут было слишком тихо и безлюдно. Ни тебе студентов, ни преподов. Не у всех же прямо лекции сейчас?! Впрочем, мне никто, кроме декана самолично, нужен не был. Именно он должен утвердить и допустить студентку Аду Вронскую к занятиям.

Господи, наконец-то! Я прочитала на одной из дверей – из светлого ореха, добротной и на вид дорогой – «Декан Полоз В.О, доцент, кандидат змеекульторологических наук». А ничего такая фамилия у декана, говорящая. Интересно, он какой полоз? Жёлтенький или серенький в узорчики? Оборотень или может какой-нибудь наг?

Шумно выдохнув, я плюхнулась на скамейку напротив двери, поставила саквояж рядом и подпрыгнула от неожиданности – ко мне обратились мужским голосом:

– Привет! Ты тоже опоздун?

Боже, зачем так пугать-то? Как я его не заметила, понять не могу! Симпатичный парень, брюнет с длинной шевелюрой и волевым подбородком, который отважно разрезала пополам глубокая, как Большой каньон, ямочка.

– Опоздун… Что за слово-то такое, – проворчала я, разглядывая парня безо всякого смущения. Очень даже красив! Есть в нём нечто, располагающее к себе. Улыбка – просто атас! Нет, чего это я? Он весь атас – небрежная поза с расставленными ногами, свитер, повязанный рукавами на груди, толстая серебряная цепочка с затейливой вязью, татуировка на шее. Существо. Но какое – убей бог, не могу понять. А он не показывает, и это невежливо. Мальчики должны представляться девочкам, а не наоборот.

– Ну, опоздавшая, – брюнет улыбнулся ещё шире, показав ослепительной белизны ровные зубы. – Как и я.

Он протянул руку:

– Владлен. Или Влад тоже можно.

– Ада, – я не стала жеманничать и стиснула его ладонь нормальным рабочим рукопожатием. Оно не оставило нового знакомого равнодушным. Он потряс пальцами и удивился:

– Ничего себе!

– Нет, себе ничего, всё людям, – усмехнулась я.

– Существам? – уточнил Влад, и в глазах его запрыгали озорные чёртики.

– Им тоже. А ты на каком курсе?

– На первом. А ты?

– И я.

Дверь распахнулась, прервав нашу милую беседу «ниачом», и в коридоре показался мужчина лет тридцати. Этот – блондин для разнообразия. Сдвинув брови, строго спросил:

– Вронская и Черногорцев, полагаю?

– Да, – хором ответили мы с Владом. Переглянулись. Снова уставились на мужчину. Тот прищурил холодные голубые глаза и кивнул:

– Сначала дамы. Прошу.

Уй, мать всех существ! А почему мне стало так холодно и зябко в один момент? Будто открыла дверь в морозильную камеру… Ещё немного, и у меня пар изо рта пойдёт. Бр-р-р… Надеюсь, это не профессор. Потому что пока он идеально подходит на роль убийцы. И ведь тоже ничем не выдаёт свою сущность…

Я втащила свой чемодан в приёмную декана и уверенно сказала крохотному офиснику с длинной седой бородкой козлика:

– Добрый день!

Он буркнул себе под нос приветствие, а блондин прервал наш Версаль:

– В кабинет пройдите.

Пройду, чего ж мне, жалко, что ли.

Уж не знаю почему, но чувствовала я себя в кабинете декана, как в логове Сероволковского. Хотя тут было даже уютненько – на окнах милые шторки с оборочками, на столе рядом с плоским яблоко-ноутом фотографии в рамочках, а на шкафу с папками целая коллекция кактусов, даже кое-где цветущих, в нарочито разных горшочках. Декан указал мне на один из стульев, стоявших вдоль стола, а сам взял досье и принялся прохаживаться за спиной, шелестя листочками. Вот ведь противный тип! Как же неудобно, когда не видишь того, что за спиной… Я поставила саквояж на стол и обернулась, сидя вполоборота. Куда бы Полоз ни направился, я могла следить за ним, хотя бы краем глаза.

– Вронская.

Не вопрос, не восклицание. Просто утверждение. Ну, я и так знаю, что я Вронская. Чего молчит?

– Причина опоздания?

Всё-таки хорошо, что у меня фотографическая память! Перед глазами тут же появились строчки из тетрадки, которой снабдил меня Перфильич. Мило улыбнувшись, я постаралась придать голосу чуть заискивающий тон:

– Юбилей прадедушки Вронского! Знаете, ему исполнилось сто десять лет, и он такой капризный! Чуть что – грозит лишить наследства. А мне в моём положении…