Эта книга – беседы митрополита Антония Сурожского (1914–2003), которые проводились им в 1982 году в Университете графства Кент в рамках чтений, посвященных памяти христианского поэта Томаса Элиота. Владыка говорит о красоте и творчестве, об образах и реальности, об уродстве и безобразии. Материал этот уникален – он никогда еще полностью не издавался в России, и практически ни в одной из многочисленных бесед митрополита Антония нет такого широкого обращения к поэзии и изобразительному искусству. Несмотря на, казалось бы, далекую от богословия тему, владыка наполняет ее глубочайшим богословским содержанием.
Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского»
Допущено к распространению
Издательским советом Русской Православной Церкви
ИС Р16-604-0165
Перевод с английского
В. В. Ерохиной под ред. Е.Л.Майданович
Poem “Ash Wednesday” by T.S. Eliot © Estate of T.S. Eliot.
Reprinted with permission of Faber and Faber. Ltd
Poems “Chanson dAventure” and “The Late Passenger” by C.S. Lewis © C.S. Lewis Pte. Ltd. Reprinted with permission
Книга представляет собой четыре лекции митрополита Антония Сурожского, произнесенные им в 1982 году под общим названием «Смысл и красота» в Университете графства Кент на чтениях, посвященных памяти христианского поэта Томаса Элиота.
Этот материал уникален, он никогда еще полностью не публиковался в России.
В Приложении – стихи Т. С. Элиота, КС. Льюиса, Д. Китса и других.
Предисловие
Почему Элиот?
Ольга Седакова
«Элиотовские лекции» удивят всех, кто слышал проповеди, беседы, лекции владыки Антония, митрополита Сурожского; тех, кто, как сам он сказал в своей неповторимой манере, «настолько неразумен, что читает мои книги». К этим очень многочисленным неразумным отношусь и я (стоит заметить, что книги митрополита Антония читают в переводах на многие языки, поскольку он принадлежит к самым авторитетным и любимым духовным писателям современности). То, что я читала в 70-е годы, были еще не книги (до советской Москвы они не доходили), а самиздатские списки проповедей и бесед, и эти машинописные списки были событием моей жизни. Уже позже мне выпало счастье слышать владыку вживе, на «подпольных» встречах в московских квартирах, а потом и в Лондоне… Владыка совсем не часто вспоминал в своих беседах поэтов, художников, да и вообще искусство. Он и в частных беседах не раз говорил, что слишком мало во всем этом сведущ, что опыт художника – иной, чем его, монашеский опыт. И вот – Т. С. Элиот и беседы о красоте. Мы встречаемся здесь с владыкой Антонием, которого еще не знали.
Кроме Т. С. Элиота, с которого все начинается, мы увидим на этих страницах ссылки на Данте, Гёте, Сервантеса, Диккенса, Гоголя, Достоевского, Вл. Соловьева, Гофмансталя, Брехта, Шеффеля, Нерваля, Бодлера, Валери, Малларме, Китса, Э. По, Л. Коэна, Ч. Вильямса… На художников: Родена, Жерико, Утрилло, Ван Гога, абстракционистов. И – совсем неожиданно – на работы по теории архитектуры, на геометрические образы эллипса и параболы, с которыми связан один из самых интересных мотивов этих бесед о красоте. И на европейских мыслителей, психологов, историков культуры: Ницше, Шопенгауэра, Юнга, Маль-ро, Леви-Брюля… Я перечислила далеко не всех участников этих бесед. По большей части это писатели, художники, мыслители эпохи модерна, то есть той тревожной и драматической эпохи, «сложной» мысли и формы, с которыми наша церковная мысль общаться не привыкла. И обращение владыки к своим собеседникам неизменно внимательно и сочувственно, без малейшей тени учительства. Размышляя о красоте, владыка хочет «избежать клерикализма и не говорить с точки зрения Священного Писания». Он даже отказывается от идеи слушателя, предположившего, что его представление о красоте сформировано православной иконой. Не знаю, как вам, читатель, мне трудно вспомнить православного писателя, который удержался бы от того, чтобы указать, в чем ошибался Ницше или чего не мог понять Стефан Малларме – и тут же образумить этих невегласов-безбожников словами «святых отец». Но владыка, если он в чем-то не согласен с Эдгаром По или Карлом Густавом Юнгом, возражает им как мыслящий человек мыслящему человеку. Если же он сочувственно приводит чьи-то слова (как, например, суждения Ницше о ценности хаоса, которому не следует предпочитать какой угодно «порядок», поскольку хаос полон новых творческих возможностей), то и не думает вспоминать при этом религиозной неблагонадежности автора «Заратустры».
Но почему все-таки Т. С. Элиот?
По первым же словам владыки – почти случайно. Ему однажды подарили книгу Т. С. Элиота «Убийство в соборе» со словами, что это драма о нем, о том, что с ним произойдет. В 1982 году, когда читаются эти лекции, владыка «все еще ждет исполнения этого пророчества». Вот как будто и все. По ходу бесед владыка возвращается к Элиоту еще пару раз, но бегло. Так что тот, кто ждет от «Элиотовских лекций» развернутого разговора о Т. С. Элиоте, поэте, драматурге, эссеисте, его не найдет. Речь в них идет о красоте и безобразии (тоже, казалось бы, не самых центральных для Элиота темах; вообще красота в эпоху модерна становится вещью оспариваемой, – во всяком случае, традиционное представление о красоте). И вместе с тем, я думаю, название этих бесед «элиотовскими» точно и глубоко. Я попытаюсь объяснить, что имею в виду.
Зрелый Т. С.Элиот – в отличие от большинства своих творческих современников и в полемике с ними – поэт христианского и, больше того, церковного вдохновения. В те времена, которые другой большой христианский поэт XX века, Поль Клодель, назвал «временами великой апостасии» [1] , в эпоху, когда «высокая современная культура» и агностицизм становятся почти синонимами, открыто принять позицию конфессионального автора – большой вызов. Он требовал мужества. Мужество всегда присутствует в письме Элиота – как общий тон его стиха и мысли, как их ритм. Мужество слышится в каждом слове и жесте владыки Антония, это тон и ритм его веры, его свидетельства. Митрополит Сурожский и британский поэт (по мнению многих – первый поэт Европы XX века, «новый Данте») встретились в том, как оба они слышат дух своего времени. Мужеству в этом времени принадлежит важнейшая роль.
1
Отступничества; имеется в виду отступничество европейской цивилизации от собственной христианской традиции.
Час мужества пробил на наших часах. [2]
И нужно заметить, что это некое новое, особое мужество: не просто готовность принять какой-то реальный вызов, но сила отказаться от всего, что тебе представляется известным, в чем ты уверен, без чего, как тебе кажется, ты не сможешь жить. Это новое мужество едва ли не труднее прежнего.
Я сказал душе моей: молчи, и жди без надеждыИбо надежда может быть надеждойна что-нибудь ложное; жди без любвиИбо любовь может быть любовью к чему-нибудьложному; есть еще вера.Но вера, любовь и надежда, они все – в ожиданье.Жди без мысли, ибо ты не готова к мысли;Именно так темнота превратится в свети неподвижность в танец [3] .2
Из стихотворения Анны Ахматовой «Мужество», 1942
3
Здесь и дальше я привожу стихи Т. С. Элиота в моем по возможности буквальном переводе.
Это стихи из третьей части «Ист Кокера», второго из «Четырех квартетов» Т. С. Элиота. А вот знаменитые стихи из второй части того же «Квартета»:
Не говорите мнеО мудрости стариков, лучше об их дури,Об их страхе бояться и терять разум,их страхе обладать,Принадлежать другому, или другим, или Богу.Единственная мудрость, которую мы можемнадеяться обрести, —Это мудрость смирения: смирение бесконечно.В этих и многих других стихах Элиота я слышу глубокое созвучие с мыслью владыки Антония, и еще больше – с ним самим: здесь как будто звучит тот же колокол. Колокол, который не раз поминается в «Квартетах», – и колокол, о котором замечательно говорил в одном из своих слов владыка Антоний.