Тарновский встал и прошёлся по комнате. Дело, которое предлагал Кульбака, уже не казалось совершенно безумным. Даже если ничего не выйдет, если пермские святые давно обратились в прах и пепел, Кульбаке всё равно придётся платить за работу, и денег хватит на ремонт «Громобоя».

– Пусть Маша пойдёт со мной, – неожиданно предложил Артём.

– Глеб Алексеевич, отпустите меня с ним! – крикнула Маша из-за перегородки. Ей до смерти надоело сортировать бумажки для Тарновского, сидя в унылом бараке.

Капитан попытался сообразить, зачем Артёму понадобилась Машка в тайге, но так ничего и не придумал. Не любовью же с ней заниматься! Конечно, для этого у Маши есть всё необходимое, но лечь с обросшим шерстью созданием… Тут уж нужно быть извращенцем высшего разбора.

– Зачем тебе Маша? – прямо спросил Тарновский.

– Она сильная, на неё много вещей можно нагрузить.

– Я тебе что, лошадь? – возмутилась Маша.

– И лошадей под вьюки надо бы прикупить, – вспомнил Артём. – С лошадьми я вдвое быстрее обернусь. Продуктов потребуется на две недели. Пусть всё оплатит Кульбака в счёт будущей премии. А Машу со мной отпустите?

– Отпущу, уболтал же ж! Мария Николаевна, с Артёмом в тайгу пойдёте?

Из-за перегородки раздался басовитый рёв, который у пушистых мутантов обозначает высшую степень восторга. Маша бросилась в свой отгороженный одеялами закуток собираться в поход.

– Она пойдёт, – сказал Артём.

– Смотри, парень, – пригрозил Тарновский, – испортишь девку, я тебе жопу порву на китайский флаг.

– С её физическими данными как бы она меня не испортила, – с серьёзным видом ответил Артём. – Но ради пользы дела готов пострадать.

– Я всё слышу! – пробасила Маша.

Капитан расхохотался от души.

– Знавал я Вадима Цепова, олигарха из Рудного, – заметил Тарновский и тут же спросил Артёма: – Он твой однофамилец или родственник?

– Это мой дед. Уже умер.

Тарновский почувствовал, как в душе сжимается ледяной ком. Смеяться больше не хотелось.

– А как поживают твои родители?

– Их убили, – ответил Артём, ещё не подозревая, что наговорил достаточно, чтобы Тарновский вынес ему смертный приговор. – Я последний из рода.

– Последний из рода, говоришь, – капитан встал и распахнул окошко.

Свежий ветер с запахом водорослей дохнул в лицо, вернул способность мыслить рационально. Надо же такому случиться – принять кровника в собственный экипаж! И жить с ним бок о бок, просыпаться от ночных кошмаров, не зная, что враг рядом. Достаточно лишь протянуть руку… и убить! Что это, случай? Или норны, ткущие нить судьбы, решили позабавиться? Теперь Цепов никуда не денется. Осталось только решить, как расправиться с ним подальше от людских глаз. Как здорово, что радист подошёл со своим дурацким предложением искать каталог в таёжном посёлке. В тайге с ним многое может приключиться.

Тарновский подумал: а не отправиться ли ему вместе с радистом, чтобы самолично совершить расправу? Нет, так не пойдёт. Если Артём исчезнет, найдутся люди, которые сложат дважды два, сопоставят факты из биографий Тарновского и Цепова, предъявят обвинение. Разумней отправить с Цеповым надёжного человека, который пребывает в неоплатном долгу перед ним, капитаном Тарновским.

– Свободен, – резко бросил капитан и, вовремя спохватившись, добавил мягче: – А я пойду искать Кульбаку. Упаду ему в ножки и скажу, что на всё согласен. Главное, чтоб он задаток не зажал, чёртово отродье.

Возле самолёта-амфибии никого не было. Тарновский заглянул в люк и обнаружил лётчика, дремлющего на оленьей шкуре, брошенной в проходе между креслами. Разбуженный авиатор долго не мог сообразить, чего от него хотят. Где Кульбака, он не знал. Рыбаки, возившиеся с сетями на пляже, указали на древнее кирпичное здание с надписью «Дальпотребсоюз» на фронтоне. В кооперативном магазине продавалось всё, что угодно душе уссурийского пейзанина: от кастрюль и сапог до ружей. На полках громоздились ряды консервных банок, коробки с гвоздями, инструменты, краски. В воздухе мешались запахи бакалеи и керосина. Перед прилавком кооператоры устроили что-то вроде бара. Два мрачных мужика наливались пивом за одним столом, за другим сидел Кульбака с гитарой в руках, напевая трагическим баритоном переложенные на музыку стихи Есенина:

Да! Теперь – решено. Без возврата

Я покинул родные края.

Уж не будут листвою крылатой

Надо мною звенеть тополя.

На столе перед спасителем старины остывала чашка с чаем, на фаянсовом блюдце лежали остатки ватрушки. Толстая продавщица в белом переднике поверх пёстрого платья вышла из-за прилавка и, присев за стол, влюблёнными глазами смотрела на бывшего попа. Кульбака заметил Тарновского и отложил гитару.

– Итак?

– Я принимаю ваше предложение, – сказал капитан.