– Это не Тибет, – пробормотал арестант. В Тибете по-русски не говорят. А если говорят, то не так. Такая интонация типична для вертухаев. Неужели опять тюрьма4?

Еще несколько минут, часов, веков назад он был заключенным СЛОНа – Соловецкого Лагеря Особого Назначения – ручкался с самим Бокием, а теперь сидел в неизвестном подвале, ухватившись за руку манекена. Он был тем самым легендарным Красным Финном, диверсантом Тойво Антикайненом, участь которого в прошлой жизни была предопределена Соловецким архипелагом, каторгой и тюрьмой для неугодных новомодному режиму товарища Сталина.

Человек под креслами не шевелился.

Тогда Тойво взял предложенную часть манекена под мышку, поднялся на ноги и пошел к лестнице.

Его удивило то, что комната над подвалом напоминала ленинский уголок в родной казарме в Питере. Или даже актовый зал: неровные ряды скрепленных между собой кресел вдоль одной стены. Категорично, это не Тибет.

Значит, выданная Добчинским и Бобчинским фотография Рериха не способствовала тому, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время. Он вывалился из камня не пойми где и не зная когда. Ни Игги, ни Блюмкина поблизости не наблюдалось, стало быть, их надо искать.

А надо ли?

Игги, мудрый монах, церковный отступник – человек, конечно, хороший. Только выбираться из СЛОНа, как показала практика, все-таки лучше по-одиночке. Тойво не хотел, чтобы после всех мыканий и мытарств Игги опять оказался под замком. Пусть лучше он в Тибете окажется.

Ну, а Блюмкин!

Не следует с ним водить знакомство, потому что на Соловках они были по разную сторону решетки. Пусть мировоззрение у него было шире, пусть многие тайны он постиг, но в крови его руки. И редко правдив язык. Глупая рифма на этот раз отражала все верно. Пошел этот Блюмкин своей дорогой! А нам с ним не по пути.

Он начал подниматься по ступенькам, гадая, закрыт вход в подвал замком или щеколдой, или нет? На полпути, обернувшись, поправил себя: это совсем не похоже на ленинский уголок или актовый зал. Это больше выглядело, как старинный, никому ненужный подвал, в который при царе Горохе побросали старые кресла и прочий хлам. Это было даже не кладовка, это было камера предварительного заключения, где выход располагался там, где вход, а свет пробивался через какие-то щели с одной стены под потолком, вероятно выходящей в проросший крапивой и лопухами крошечный внутренний дворик.

Антикайнена отчего-то совсем не удивило, что из камня, который вытолкнул его в этот подвал, появились, трепеща и колыхаясь, две тени. Сквозь фигуры проходил скудный свет, поэтому они были всего лишь привидениями. Говорят, в старинных особняках всегда водится свой призрак. Или парочка призраков.

Во всяком случае, те двое, что вышли из камня следом за ним, не спешили драться, выть страшными голосами и бряцать узами. Значит, они неопасны.

Макс тоже заметил новоприбывших и еще больше затосковал. Когда в пустой каморке из ниоткуда появляются люди и призраки – это всегда не к добру. Они до сих пор не проронили ни звука. Ну, то что пришлый арестант пробормотал себе что-то под нос – не считается. Может, это ему, Максу, лишь пригрезилось.

Призраки поплыли к лестнице и принялись, словно удивляясь, крутить головами во все стороны. Странные привидения, словно бы вовсе не родные для этих мест.

Тойво несколько раз ткнул манекеном стоящую под углом в сорок пять градусов входную дверь, но она даже не дрогнула. Значит, с той стороны помещен крепкий засов. Вероятно, толстый кусок дерева, уложенный в специальные скобы. Эх, точно тюрьма, а не случайное место заключения.

Он повернулся обратно, перехватив свой манекен, а призраки медленно отплыли по сторонам, вроде бы устойчиво ступив на твердую землю.

Едва они перестали колебаться и трепетать, как новое чудо явило себя подвалу.

Завибрировала и задрожала, то исчезая из виду, то появляясь снова, задвинутая в дальний угол скособоченная трибуна: вещь, самая близкая к каменному порталу.

Макс удивился. Тойво удивился и отложил манекен. Призраки удивились, но не сдвинулись со своих мест.

– Душно мне, – вдруг, раздался приглушенный каменной толщей густой мужской бас.

Макс вздрогнул всеми креслами и стульями, что были над ним. Слов он, к сожалению, не понял, но смысл уловил. А смысл был таков: сейчас в подвал выберется какое-то страшенное чмо, подхватит манекен и даст всем присутствующим понять, что ничто не вечно под луной.

Тойво вздрогнул и отшатнулся. Захотелось вновь уцепиться за протянутую руку дружбы безголовой куклы, но та оказалась не в зоне охвата. Антикайнен, как раз понял, что произнес голос. Язык был почти финским. Он в поисках поддержки посмотрел на призраков.

Привидения хоть и немного сгустили свои формы, но плотности так и не обрели. Они по очереди пожали плечами, насколько это у них получилось, и отошли на пару шагов назад. Вероятно им тоже оказался знаком этот полуфинский язык.

Когда трибуна перестала преломляться в воздухе, то есть, это странное оптическое явление угасло, явив собой прежнюю кривую стойку для выступлений, рядом с ней образовался еще один человек – коренастый и могучий, как дуб. Судя по его взгляду, он не вполне ожидал такого своего появления в незнакомом месте, да еще и на публику. Поэтому он застеснялся и еще раз сказал: