Писец – это тот, кто облагает Верхний и Нижний Та-Кемет; ты – тот, кто получает от них. Ты – тот, кто повелевает всей земле целиком; все ценности под началом твоим.

Сделайся писцом! Гладки твои члены, и станут руки мягкими. Когда ты выходишь, ты разодет, тебя возвеличивают, тебя вопрошают придворные. Когда ищут умелого – находят тебя. Сам рассуди, могут ли сравниться с искусством писца все прочие занятия и ремёсла. 

Прачечник стирает на берегу рядом с крокодилом. Неспокойное это занятие! Схватит его крокодил, и останется семья без кормильца. 

Воин приходит без посоха и сандалий, и он не знает, жив он или мёртв из-за дикого льва. Противник прячется в траве, враг готов к сражению, и воин идёт, взывая к своему богу: «Приди ко мне, спаси меня!..» 

Когда хлебопёк стоит, и печёт, и ставит хлеба в огонь, то его голова внутри отверстия печи. Его сын держит его ноги, но если однажды он выскользнет из рук своего сына, то он падает в печь. 

Меж тем причалил писец к берегу. Он распределяет урожай. Привратники следуют за ним с палками, а нубийцы – с прутьями. Они говорят земледельцу: «Подай зерно!», а его нет. Бьют они его яростно. Он связан и брошен в колодезь. Он захлёбывается, будучи погружён в воду вниз головой. Его жена связана перед ним, и его дети в оковах. Его соседи покинули их.

Если у тебя есть разум, будь писцом. Ведь ты осведомлён об участи земледельца. Знаешь ты это! 

Прекрати бездельничать и будь усерден! Вставай на твоё место! Книги уже лежат пред твоими товарищами. Возьми своё платье и позаботься о своих сандалиях. Читай прилежно книгу. Не проводи дня праздно, иначе горе твоему телу!»

Так гласит Книга и наставление, так сказано, было и будет испокон века.

Уже дыхание юноши стало успокаиваться, и дрожь не так сотрясала тощее тело, но новая мысль пронзила сердце:

Где твои товарищи, Амено?

Где они, пред своими книгами ли? Лежат ли на свитках, выронив каламы для письма из холодных пальцев, мёртвые, как и все, кого ты знал в жизни своей? Лишь ты, недостойный, спасся: избежал гибели, покинув братьев своих в час беды ради предвкушения любовной игры на циновке у воды в час шакала!

Где Ахати, дочь ткачихи, что ждала тебя? Пожрана львами. Лишь ты, недостойный, устремился во тьму речных тростников, нырнул в зловонный ил с головой, давя в себе панический вопль, и тем остался невредим!

Захлебнувшись рыданиями, Амено кинулся бегом.

 Пер анх, храмовый Дом жизни, в котором будущих служителей Себека искусные в своём деле учителя наставляли на путях чтения, письма, ритуалов поклонения божеству и магических обрядов, выгорел вместе с остальным городом и чернел впереди в мрачном безмолвии. Не слышны были у стен Храма и крики играющих детей, в которых набожные горожане, прислушиваясь, порой прозревали своё будущее. Дети с их родителями лежали на улицах и в домах тихи, печальны и мертвы – осквернённые, непогребённые, без надежды на загробную жизнь, если только кто-то не придёт и не упокоит их, как должно – все три с половиной тысячи жителей большого города, убиты злой волей врага. Лишь горячий ветер пустыни, поднявшийся с наступлением дня, завывал в переулках и бросался горстями песка на открытых пространствах.

Только сейчас Амено сообразил, что в опустевшем городе топот его сандалий и громкий плач разносятся на много десятков локтей, а учинившие бойню злодеи, скорее всего, ещё здесь – может, улеглись спать, довольные сотворённым ужасом, а может, бродят по домам богачей, срывая с мертвецов украшения и драгоценности. Он сбавил шаг и зажал себе рот ладонью, стараясь ступать осторожно и тихо.

 Лишь на миг он заглянул в спальню учеников, отшатнулся, перешагнул через тело старшего писца, перегородившее проход, и спустился по нескольким ступеням в кладовую.

Вчерашние лепёшки лежали в корзине сразу у входа, и Амено схватил одну, отрывая зубами большие куски, а другой рукой зачерпнул горсть сушёных фиников, и тут в дальнем углу кладовой, среди ларей с просом и мешков муки кто-то чихнул. В смятении Амено повернулся, готовый бежать прочь, но споткнулся и упал, а из-за мешков полез маленький демон-мертвец, весь белый, голый, с чёрными страшными глазами и жадным красным ртом.

Демон снова чихнул, шагнул к юноше и сказал голосом алтарного служки карлика Панесхи:

– Слава Себеку, ты тоже укрылся от злодеев, Амено! Многие ли слуги Храма выжили в резне?

Злой на себя, что испугался глупого Панесхи, Амено дотянулся и пнул карлика ногой, да так, что с того осыпалась почти вся мука и он снова стал похож на человека, только мелкорослого.

Конец ознакомительного фрагмента.