Женщина достала из кармана записную книжку, начала листать и что-то найдя, тихо выругалась, перечитала, и убрала обратно. Потом долго и мрачно разглядывала меня, о чем-то думая. Все это время я стояла не дыша, благо теперь этого и не требовалось. Наконец, что-то решив, она произнесла:

— Значит так, Мария Иванова, умерла ты не своей смертью. Тебе ещё жить и жить было… Правда ничего серьёзного ты бы не принесла в мир и не совершила. Вышла бы замуж, родила, счастливо прожила свою жизнь и умерла в кругу внуков. Вот они нужны были миру… — я воспряла духом и перебила её.

— Так может быть меня как-нибудь вернуть можно? Реанимировать? Я даже боль согласна потерпеть…

— Ты-то согласна, да вот эта дырка, — она показала пальцем на пулевое отверстие на моём трупе, — не совместима с жизнью, — и опять задумалась.

А я... А что я? Я тут уже ничего не решаю. Было себя жалко до слез, но и их не было. Кажется что-то решив, Смерть тяжело вздохнула:

— Ну, раз мой недогляд, мне и исправлять. Ты уж извини, девица, но в этом Мире ты умерла. Но есть у меня одно тело, оно живое, души в нем нет и не спрашивай куда она подевалась, не твоего ума дело. Так вот, другой мир — это твой второй шанс. Сможешь — будешь счастлива, — я открыла рот, пытаясь спросить. Но Смерть щёлкнула пальцами, и я потеряла сознание.

Глава 1

Меня трясли! Кто-то безбожно тряс моё тело и при этом не говорил ни слова. Совершенно некстати вспомнился мультик "При-при-приехали" про трех лягушат путешественников. Вот примерно так я себя сейчас и чувствовала. Нет, ну как так можно с умершим человеком? Точно! Я же умерла, значит тела нет и тряски быть не может. От воспоминаний распахнула глаза и… Что это за дрянь перед глазами? Передо мной было что-то светлое, что загораживало весь обзор. Пару раз моргнула, прежде чем поняла: первое — это оказалось белой кружевной вуалью, что закрывала мне лицо; второе — на мне было пышное белое платье; и третье — я не могла пошевелиться, тело не слушалось.

Паника накатила от осознания последнего, а следом вспомнились слова старушки в черном: “Есть у меня одно тело, оно живое, души в нем нет”, — похоже тут не только души нет, но и тело не дееспособно. Да и тряска была от того, что меня, привязанную к коляске, катили по мощёной булыжниками мостовой. Колеса явно были без амортизаторов, поэтому трясло нещадно. Хорошо хоть зубы не клацали, а то бы язык себе откусила ненароком.

При очередной неровности голову мотнуло, и я увидела куда меня везут. Что там ещё говорила Смерть? “Другой Мир” и “второй шанс”, да, что-то такое. Это точно был другой мир, у нас нет таких величественных и монументальных построек. Даже в Европе, в этом я уверена. Храм! А это точно был Храм, никаких сомнений. Да и других мыслей не могло прийти в голову, настолько это было величественное строение.

Храм возносился ввысь, теряясь где-то в облаках. Это была смесь готики с её тяжёлыми, большими и высокими зданиями, и лёгкой невесомой, мистической притягательностью. Со стрельчатыми окнами и ажурными нишами, а также барокко с его изгибами, скульптурами и общим ощущением пирожных со взбитыми сливками. Возможно, тут был и Ампир, помпезный и пафосный. Жаль, я все-таки не архитектор и оценить феерию стилей и эпох не могла.

Он производил величественное, завораживающее, какое-то мистическое и в то же время гнетущее впечатление. Хотелось встать на колени и молиться или бежать от него без оглядки. Больше всего поражала необычная двойственность, словно здание разделили ровно пополам, так как одна его половина была абсолютно черной, а вторая светилась чистым белым светом. Возможно именно это сочетание инь и ян так давило и угнетало.

Коляску со мной неуклонно катили по мощёной дорожке прямо к открытым настежь двустворчатым дверям. Меня передёрнуло от ассоциации: словно еду, в раззявленную пасть чудовища. Пришлось давать себе мысленный подзатыльник. Иногда не в меру буйная фантазия мешала жизни. Пока же я никак не могла понять, что происходит, где я и почему в таком странном состоянии. Неужели мой "второй шанс" — это тело калеки? Не знаю даже, лучше прожить жизнь парализованной или умереть?

Внутри храма было ещё необычнее. Мы словно попали в туман, который клубился и перетекал с места на место. Центр зала оставался свободен от него, но стены терялись в пелене и становилось непонятно, есть они там или ты, попав в него, навеки останешься бродить в одиночестве. Странное впечатление оставлял о себе этот Храм, очень странное, я бы сказала, пугающее… Напротив входа, у дальней стены на возвышении, клубилась тьма, перетекая в свет, а свет растворялся во тьме. На ум опять пришло сравнение нашего инь и ян: тьма и свет никогда не смешивающиеся, оставляющие чёткие границы своих владений, но при этом дополняющие друг друга. Это зрелище завораживало и гипнотизировало.

Кое-как оторвав взор от… даже не знаю, как это назвать, но точно не игра света и тени, и не голограмма. Нет, сказывалось впечатление, что тут, в этом странном Храме танцуют свой вечный танец Изначальная Тьма и Первозданный Свет. Уж больно это зрелище походило на магию. Тот, кто вёз мою коляску, обошёл и встав передо мной на одно колено, стал заботливо поправлять наряд и вуаль. А я во все глаза рассматривала этого мужчину.

Он был в возрасте. Определить сколько ему лет, могла только примерно, мешала вуаль, да и я, если честно, не большой спец в этом. Редко угадывала реальный возраст собеседника. Тут же, мне кажется, мужчине было за пятьдесят. Держался он строго, с достоинством, да и лицо, как говорят, было породистым. Аристократ в двадцатом поколении, не меньше. Но при этом фигура крепкая и плотная, про таких говорят — заматерел. В волосах проскакивали серебристые пряди. Наверное, точно за, но выглядит, для своего возраста, достойно.

Только потому, что я его пристально разглядывала, увидела, как он украдкой смахнул набежавшую слезу. Стало и грустно, и тревожно одновременно. С какой заботой он помогал этому телу принять более достойный вид, после тряски. Было очевидно, девушка ему дорога. Дочь? Очень надеюсь, что не жена, хотя знаю, что у аристократов принято брать в жёны молоденьких девиц. Да нет, не верится, мне кажется все-таки дочь. И подтверждая мои мысли, мужчина поднялся и произнёс:

— Моя дочь… — он запнулся и чуть прочистив горло, продолжил — Мариса готова к церемонии.