Я притихла. Вообще не помню, чтобы слышала от матери такие слова.

– Мам, я тоже по вам очень соскучилась.

Мой голос предательски дрогнул. Как поёт Слава, "Где твоё плечо, я устала быть сильной...".

– Может приедешь завтра в гости?

– Завтра никак, до выходных у меня загрузка под завязку. Я на ещё одну работу вышла.

– Работа - это же прекрасно, - странно воодушевилась мама.

– Что-то случилось?
– и дёрнул же меня черт за язык спросить.

– Ой, дочка, беда у нас!
– запричитала она.
– У Линочки острый пиелонефрит[1]! Нам срочно нужны деньги. Лекарства столько денег стоят, это обдираловка настоящая! Помоги нам!

Вон оно как, значит. Не я ей нужна, а паршивые бумажки. Дудки, я не дамся.

– А почему ты решила просить помощи у меня?

– Так то ж твоя сестра младшая.
– слышу удивление в голосе.

Не ожидала маменька от меня такой прыти, я ведь регулярно до декрета деньги им переводила, считала это своим долгом.

– Извини, но у меня лишних денег нет.

– Что значит нет? Ты работаешь, алименты, пособие...

– Вот именно, я работаю, в декрете, потому что мне и дочери нужно на что-то жить, что-то кушать, я плачу аренду за жилье, - резко прерываю её я.

– Да ты ж с жиру бесишься! Мужика бросила, от сытой жизни отказалась, а теперь ноешь!
– заорала мать в голос. Вот теперь я узнаю свою матушку.
– Ты должна помочь сестре!

– С чего это вдруг я должна?
– сорвалась на крик и я.
– Ты вспомни, когда помогала мне последний раз! Или когда тебя интересовали мои дела.

– Да как ты смеешь так со мной разговаривать? Я тебя рожала, растила, ночи не спала, и ты теперь живешь припеваючи! А вот Линочка...

– Я не живу, а выживаю. Чтоб ты знала, у меня три, мама, три работы!

– Вот именно! У тебя же денег значит полно. Ты обязана спасти сестру. Или потом отдашь ей свою почку.

– Чего?! Что значит отдашь почку? А если я ещё детей хочу? Рожать мне потом как?

– У тебя уже есть ребенок, мало? Вон плачешься, что содержать тяжело. Куда тебе еще? Да и от кого рожать собралась? Мужика-то нет, да и не возьмет никто разведенку с дитем. К тому же, ты уже старуха, 32, хоть эту вырасти. А вот Линочка о третьем мечтает.

Вот они, предательские слезы.

– А не пойти ли вам вместе с Линочкой? Вы там с ума посходили?

– Значит так, либо ты присылаешь немедленно деньги, либо я подам на тебя в суд на алименты. Мы с отцом пенсионеры уже. А ещё я на тебя все соцслужбы натравлю, чтобы твоя нагуленная девка в детдоме росла. Поняла?

Всё, сил бороться нет. Она победила.

– Сколько?

– Всего две тысячи евро, - елейным голосочком произнесла она.

– Хорошо, я найду до вечера. Но запомни, отныне у тебя одна дочь, и это не я.

Не став слушать ответ, отключилась. Придётся отдать все свои накопления, в том числе и кусок зарплаты, которая вот вот упадет на карточку. Мать решила не перезванивать, видимо, семьи у меня больше нет. Ну почему все так? И зачем я только ответила? Боже, как теперь еще три пары выстоять?

Смотрю в раскрытое окно с седьмого этажа и думаю о том, что предала саму себя и подвела собственную дочь. Ребенок растет, нам все время что-то нужно докупать, несмотря на то, что мне несколько баулов с одеждой отдала моя Верка. Вот где мои и мать, и отец, и сестра. К тому же, я обещала малышке показать море... Слезы полились с новой силой.

За спиной хлопнула дверь.

– До звонка не входить, проветривание по сан нормам, - не оборачиваясь говорю.

Надо собраться и успокоиться. Депрессовать буду ночью, с бутылкой вина, когда Галю уложу. Надо же отметить день осиротения пчелки-труженицы. Это в последний раз, обещаю я сама себе. Я не позволю больше на себе ездить. Сейчас заплачу, потому что нет другого плана, но на этом все. Теперь уж точно. Из меня никогда вот так деньги не тянули, наверное потому, что двадцать процентов ежемесячного дохода я переводила на карту матери до декрета каждый месяц, начиная с первой полноценной зарплаты. Вик такое поведение не понимал, но и не лез, потому что, не считая крупных покупок в дом, у нас был разделен бюджет. Мы скидывались на общую корзину, а остальное – каждый тратил, как хотел.