Шрифт:
– Страшной… Расстрела…
– Расстрела кого?
– Моей матери.
– Как это… За что? – почему-то шепотом спросил Игорь, не сводя глаз с вдруг закаменевшего лица замполита.
– После войны, в Карпатах, бандеровцы не спрашивали, за что, просто стреляли, если тот или иной человек был из семьи советского военнослужащего… А мой отец был пограничником.
– Вот оно что-о-о… – медленно протянул Игорь, чувствуя, как кровь горячей волной приливает к лицу… – Как же это случилось, Сергей Николаевич?
–Очень просто… Перехватили они нас в горах, когда мы ехали на «студебеккере» к новому месту службы… Ударили из автоматов, убили шофера и майора-пограничника, сидевшего в кабине. Отец выскочил из кузова, видно, хотел сесть за руль, но его ранили… Мать забросала меня какими-то тряпками, сверху накинула отцовскую шинель, сама схватила автомат и тоже выпрыгнула из кузова. Хорошо помню ее последние слова: «Не шевелись, Сереженька, может, не найдут! А при первой возможности – беги!» Я и не шевелился, только шинель приподнял, чтобы видеть маму… Она успела две-три очереди дать по бандитам, потом ее сбили с ног.
– А отец, что с ним? – Игорь судорожно облизал пересохшие вдруг губы.
– Его бандеровцы не трогали, думали, что убит. А он пришел в себя и стал стрелять из пистолета… Он неплохо стрелял, двоих уложил сразу, а Стаху'ра не сумел, только в плечо ранил…
– Кто такой Стахур?
– Командир боёвки, атаман, что ли… Умирать буду, а не смогу забыть этого зверя со шрамом через все лицо и с располосованной левой бровью. И слова его никогда не забуду!
– Какие слова? – Игорь едва смог задать свой вопрос, в горле спазм, сухое колотье.
– Которые он отцу сказал: «За мою кровь, коммуняка, я из тебя жилы шомполом повыкручиваю!»
– А как же вы, Сергей Николаевич? – спросил Игорь и не узнал своего голоса.
– А что я? Закусил рукав отцовской шинели и стиснул зубы, чтобы не закричать, когда мать поволокли к обочине дороги и стали сдирать с нее одежду. Но тут бандиты услыхали мотор бронетранспортера, который шел по дороге. Кто-то заорал: «Пане Стахур! Краснюки едуть!» Забегали, по очереди из автомата в каждого убитого еще всадили. Маму застрелил из пистолета лично Стахур. Схватил ее за волосы, намотал их на руку, все хотел на колени поставить перед отцом, чтобы он ее смерть увидел, а получилось, поставил прямо перед моими глазами, мне из-под шинели было видно всё… Мама кричала: «Не смотри! Не смотри!» А отец все смотрел, глаз не сводил с нее. Стахур выстрелил ей в спину несколько раз… И каждая пуля, будто в меня… Отец собрал последние силы, попытался сбросить с себя бандитов, но их было много, держали крепко… Только через много лет я понял, что не ему мама кричала свое: «Не смотри!» Она мне это кричала…
– Что было потом, Сергей Николаевич? – Игорь сидел с бледным лицом.
– Потом подошел бронетранспортер и начался бой.
– А вы как же?
– Я? – Никитин судорожно вздохнул. – Я все лежал под шинелью, ноги и руки отнялись… Бандеровцы, отходя, обстреляли и подожгли и машину. Я закричал. Кто-то из пограничников бросился в кузов и вытащил меня, – капитан замолчал, уставившись в одну точку. Потом поднял глаза на лейтенанта. – Вот так, Игорь, на фронте я не был, а ранение получил в настоящем бою, – он поднял рукав, и лейтенант увидел овальный укус пули на сгибе правой руки.
– А отец, что с ним?
– Его нашли позже, когда прочесывали леса на Верховине. Обрубками ног он упирался в развороченный муравейник, руки были прикручены к дереву, на груди – кровавая звезда… – Никитин стиснул пальцы в замок.
Офицеры долго молчали.
– Никогда не прощу себе, что не бросился к отцу на выручку… – наконец нарушил тяжелую тишину замполит. – Видел же, как они взваливают его, связанного, на коня. Может, удалось бы задержать их до подхода наших…
– Так они бы и вас…
– Несомненно! Но все равно душа не на месте, хотя уже столько лет прошло.
– Да, такое вовек не забудется, – Игорь поднялся. – Я чай подогрею, Сергей Николаевич, вы не возражаете?
– Давайте, а то знобит что-то, – кивнул капитан, отрешенно глядя в окно. На улице темнело.
Какое-то время офицеры молчали, потом Никитин спросил негромко:
– Ну что, Игорь, не зря я вам рассказал свою невеселую историю?
– Это в каком смысле?
– Да все в том же: чтобы бороться со злом, надо быть сильным и смелым, а наши войска как нельзя лучше воспитывают эти качества.
– Я, наверное, не подпадаю под эту категорию, – мрачно промолвил лейтенант. – Не получается ничего.
– Бросьте! – голос Никитина стал жестким, он нахмурился. – Просто вы сами не стремитесь, чтобы получалось, вот и все.
– Но меня готовили к иной работе, понимаете? Кроме этого, я не кадровый офицер, а «пиджак». Пройдет два года, снова буду штатским человеком.
– «Пиджак»… Штатский человек… Два года… – саркастически изрек капитан. – Но сейчас-то вы на военной службе и знаете, что надвигаются крупные маневры, в которых будут участвовать несколько военных округов. А вы заладили свое: не могу, не создан, устал… Знаете, Игорь, мужчина не должен произносить слово «устал».