Глава 3

АЛЕНА

Злая и взбесившаяся, с разгона запрыгиваю на спину ненавистного одноклассника.

— Отпусти его! — кричу Беркутову прямо в ухо, повиснув на нем как цирковая обезьяна. Еще и шею его сжимаю внутренней стороной локтя. Что есть сил.

Парня, не ожидавшего, что сзади прилетит назойливая туша, немного ведет в сторону, но ему каким-то чудом удается-таки удержать равновесие.

В этот же момент страшно гремит гром, словно оповещая о грядущем дожде, запах которого уже витает в воздухе. Сверкает молния, на секунду освещая поле яркой вспышкой. Погода сегодня разыгралась ни на шутку.

— Слезь… с меня, Лиса, — орет Беркутов, прерываясь на кашель.

Пытается снять меня с себя, громко и нецензурно при этом выражаясь. Данька переворачивается, загибается, хватаясь за живот, и сплевывает кровь на траву. Кажется, в этот момент Роман собирается добить свою жертву, но я ни за что не позволю ему осуществить задуманное.

— Отойди от него! — шиплю яростно, отчаянно стараясь его придушить. Другой ладонью вслепую закрываю глаза, нос, в общем, делаю все, что угодно, дабы помешать.

— Свихнулась, дура конченая?

Затянутое грозовыми тучами небо снова заходится раскатами. Ребята вокруг пищат, потому что внезапно начинается самый, что ни на есть настоящий ливень.

Парень предпринимает очередную попытку стряхнуть меня со своей спины. В какой-то момент что-то идет не так. Беркутов то ли ввиду отсутствия зрения теряет ориентацию в пространстве, то ли заплетается в собственных ногах… но, как итог, мы оба с глухим шлепком падаем на мокрую, искусственно высаженную траву.

— Ай…

Рухнуть вот так оказалось очень неприятно. Даже с учетом того, что мне повезло гораздо больше, ведь тело парня однозначно смягчило удар.

— Одурела, Лисицына? — недовольно возмущается он, перекатываясь на спину. — Какого ты влезла, придурашная?

— Посмотри, посмотри, что ты наделал! — кричу, слыша, как натужно кашляет Князев на фоне дождя чуть в стороне. — Скотина! Какая ты скотина, Беркутов!

Во мне столько гнева и злости, что я сама не замечаю, как снова начинаю драться с ним. Сидя сверху, ощущаю мощный прилив невесть откуда взявшейся энергии. Дурной. Бесконтрольной совершенно.

Потому что достал! Потому что ненавижу! Так сильно, что готова взять грех на душу!

Ослепленная лютой яростью, начинаю бить его: в каменную грудь, плечи, живот, и еще больше раздражаюсь, глядя на то, что этот придурок ни черта не делает. Не пытается ударить в ответ. Просто лежит и позволяет себя лупить. Какое-то время смотрит и все. Наблюдает точно хищник, готовый откусить жертве голову, но после того, как у нее кончатся силы на последнее противостояние.

И это заставляет меня остановиться. Даже не знаю, почему его поведение так пугает. Наверное, потому что я отлично понимаю, кто именно передо мной.

Хочу встать, внезапно осознавая в какой странной, неловкой и неуместной позе нахожусь.

Дергаюсь, приподнимая туловище, но он хватает меня за голую лодыжку, резко опрокидывает, и уже через секунду я лежу, растянувшись на мокрой и неприятной на ощупь траве. А этот идиот нависает сверху, придавливая своим крепким телом к земле.

Мне аж дурно становится. Я под ним, и это… мне не нравится категорически. Совсем не нравится.

— Ты, Лисицына, слишком много себе позволяешь, — тихо, сквозь зубы, цедит он.

— Да пошел…

Закрывает мне рот рукой.

— Заткнись. Просто заткнись, — прищуриваясь, зло угрожает, тяжело и надсадно дыша.

Смотрим друг на друга.

Три месяца.

Еще столько бы его не видела с превеликим удовольствием.

Дождь нещадно хлещет меня по щекам. Вся одежда промокла, спине холодно, но я даже моргнуть боюсь. Дикий, безудержный страх оглушил, дал в голову, сковал в миг онемевшее тело. Невидимыми руками сжал горло, не позволяя даже шелохнуться, дернуться.

Я впервые вот так близко вижу его глаза: карие, с зелеными вкраплениями. Такие яркие и пугающие.

— Поднимайтесь на ноги, живо! — слышим мы строгий голос Петра Алексеевича сквозь стену проливного дождя.

Беркутов не двигается. Пялится на меня.

Странно. Чересчур внимательно и пристально. Опускает глаза на мою шею. Затем на грудь, что ходит ходуном под тонкой тканью промокшей до нитки белой футболки.

Я вспыхиваю, как рождественский фейерверк, когда он снова резко впивается поплывшим взглядом в мои глаза. Смотрит так, будто пьян. Как абсолютно неадекватный. Словно под чем-то. Может принял что… У таких, как он, это вроде является нормой.