Я усмехнулся.

— Вас что-то смешит? — подняла брови прокурор.

— Немного. Я уже не первый раз замечаю такую черту у эсбэшников. Меня забавляет абсолютная убежденность таких людей, как вы, в неоспоримости своей точки зрения. Вы абсолютно искренне можете излагать, что хорошо, а что плохо для человечества, не испытывая и тени сомнений в том, что вы правы. Если кто-то не согласен с вами — то он не согласен с истиной. Если кто-то не любит вас — он, значит, не любит человечество. В вашем понимании вы — это и есть Содружество.

Не сводя взгляда с ее серых глаз, скрытых за стеклами очков, я продолжил:

— Вы упомянули о том, что я ненавижу Содружество, прокурор. Но это — ложь. Я с самого детства восторгался Содружеством. Меня окрыляла мысль о цивилизации, которая сумела пережить войну и восстать из праха, не утратив при этом человеческого подобия. Я мечтал быть ее частью. И даже сейчас, после всей несправедливости, которой я подвергся, я горд, что являюсь ее частью. Здесь, в Сиднее — мой дом. Я никогда не ненавидел и не буду ненавидеть здешних людей — и тех, которые стоят сейчас на площадях, поддерживая Элмора, и тех, кто сидит дома, поддерживая Патриджа. Я никогда не ненавидел своих коллег из полиции, прокуроров, судей, чиновников, миротворцев. Среди них есть подлецы, коррупционеры, подонки. Как и среди любых людей. Но большая их часть — порядочные люди, которые делают важную и полезную работу.

Закончив на позитиве, я добавил:

— К кому я действительно испытываю неприязнь — так это к таким, как вы. К тем, кто под предлогом защиты общества обращает его в рабство и держит в страхе.

— Это — обыкновенное словоблудие, — прыснула Миллер. — Вы повторяете штампы, которыми некоторые политики бросаются с трибун, чтобы привлечь на свою сторону массы, нужные им для достижения определенных интересов. Я не вижу ничего плохого в «рабстве» индивидуумов перед глобальными интересами человечества. И в «страхе» перед наказанием, которое постигнет тех, кто будет действовать вопреки этим интересам.

— Конечно, вы не видите здесь ничего плохого. Потому что вы среди тех, кто узурпировал право решать, что соответствует, а что не соответствует этим эфемерным интересам.

— Эфемерным? — удивленно подняла брови она. — Вы правда так считаете?

— Конечно. Вы говорите о таких высоких материях как сохранение человечества. Но ни у кого никогда и не было цели уничтожить человечество. Все хотели его сохранить. К катастрофе привели ошибки. И новые ошибки могут привести к новой катастрофе. Никто на самом деле не знает точно, а может лишь предполагать, какой именно шаг спровоцирует ее, а какой — отвратит.

— При наличии логического мышления и опыта это возможно просчитать с достаточной точностью. И выбрать наиболее рациональный путь. Я претендую на то, чтобы обладать определенным интеллектом: я доктор философии, профессор в отделении Высшей школы прокуратуры в Сиднее, автор нескольких пособий; вхожу в обществе Менса, так как мой IQ — 148 по школе Стэнфорда-Бине; неоднократно побеждала в шахматных турнирах. Но точка зрения, которую я озвучиваю — не моя собственная. За ней стоят колоссальные расчёты, сделанные светлейшими умами человечества, начиная от самого Протектора, и такие вычислительные мощности, какие вы не смогли бы даже вообразить. А что стоит за вашим отрицанием? Ваши эмоции? Ваше эго?

— За ним стоит моё понимание того, что есть хорошо, а что плохо. Можете называть это эмоциями: инстинктивным отвращением к одним вещам и тяготением к другим. Эти эмоции говорят мне, что вы или кто-либо другой, не имеете права обращаться с людьми как со скотом и решать их судьбу вопреки их собственной воле. И вы не убедите меня, что это не так.

За моим ответом последовала новая длительная зрительная дуэль, окончившаяся вничью. Миллер, оставаясь непроницаемой, покачала головой и заключила:

— Что ж, отлично. Мы выяснили, что находимся по разные стороны мировоззренческой баррикады. Опровергать точку зрения, основанную лишь на эмоциях — неблагодарное занятие. А у меня не так много времени на праздные беседы. Так что давайте теперь по существу.

§ 15

Миллер загнула большой палец на своей правой и изрекла:

— В сборище, которое вы сегодня устроили под видом празднования дня рождения вашего «брата», приняли участие сразу семь бывших членов вашего бывшего «клуба». И темы там затрагивались соответствующие. Вполне достаточно, чтобы заключить, что «клуб» — никакой не бывший. А значит, вы как минимум нарушили судебный запрет на деятельность этой организации. А это чревато штрафом в 200 000 фунтов, которые, за неимением таковых, конвертируются в общественные работы — по 1 часу за каждые 10 фунтов. Но мытье общественных туалетов — далеко не худшее, что вас ждет. Этот инцидент придаст второе дыхание заглохшему в последнее время уголовному делу, заведенному в связи с деятельностью этого «клуба». Не знаю, сумеют ли косорукие детективы довести дело до суда, и сможет ли стоящий над ними кретин-прокурор добиться для вас обвинительного приговора. Но можете быть уверенными, что суд снова арестует ваш гадюшник, и никакие адвокатские уловки больше не помогут освободить его.

Указательный палец отогнулся следом за большим, и за ним последовало пояснение:

— Теперь переходим к нелегалам, неофициально трудоустроенным в этой дыре. Трое этих персонажей сейчас сидят в СИЗО Миграционного комиссариата, и прекрасно понимают, что их песенка спета. Не пройдет много времени, прежде чем они дадут признательные показания. Это значит, работодателю светит как минимум по 50 000 фунтов штрафа за каждого трудоустроенного нелегала. А если будет доказан прямой умысел вашего «брата» Мирослава Молдовану в укрывательстве и пособничестве обустройству в Сиднее конкретных нелегалов (что крайне вероятно, учитывая его личное знакомство с одним из них) — ему грозит до 7 лет тюрьмы.