Верн Жюль
Шрифт:
Еще метров пятьдесят выше, наступил черед Долли; Рожер не без несколько насмешливой улыбки тотчас же посоветовал ей отдохнуть и веселым взглядом следил за Алисой и Робером, которые под руководством Игнасио Дорта достигли наконец высшего пункта.
Была еще ночь. Однако слабый свет, постепенно рассеивавшийся во мраке, позволял уже смутно различать почву, по которой ступали ноги.
Алиса и Робер, оставленные своим проводником, который спустился вниз, чтобы проведать заболевших туристов, приютились в выемке между скалами.
Вскоре увеличивавшийся свет позволил им увидеть, что они нашли убежище на краю самого кратера вулкана, углублявшегося перед ними на сорок метров. Со всех сторон поднимались дымовые трещины. Ноздреватая и жгучая почва была изрешечена мелкими выемками, откуда вырывались серные пары.
Окружность кратера намечалась с замечательной ясностью. До него царила полная смерть, не было ни единого существа, ни единого растения. Под влиянием же благодатного тепла на вершине возрождалась жизнь.
Вокруг жужжали мухи и пчелы, быстрые вьюнки пересекали воздух сильными взмахами крыльев. У ног своих Робер заметил альпийскую фиалку, зябко прятавшуюся под большими мохнатыми листьями.
Алиса и Робер, стоя в трех шагах один от другого, созерцали горизонт, зажигаемый утренней зарей. Проникнутые благоговейным волнением, они глазами и душой отдавались грандиозному зрелищу, начинавшему открываться перед ними.
Вдруг брызнул дневной свет. Точно раскаленный добела металлический шар, без лучей, солнце поднималось на горизонте. Сначала загорелась сиянием вершина; потом мрак исчез с такой же быстротой, с какой надвинулся накануне. Показались Альта Виста и площадь Лас-Канадас. И сразу точно разорвался занавес. Необозримое море засверкало под бесконечной лазурью.
На этой водяной глади удивительно правильным конусом рисовалась тень пика, вершина которого на западе задевала остров Гомере. Дальше и южнее, несмотря на расстояние в сто пятьдесят километров, ясно выступали острова Иерро и Пальма. К востоку в сиянии зари поднимался Большой Канарский остров. Если Лас-Пальмас, его главный город, прятался на противоположной стороне, то, наоборот, хорошо различались Ислета и порт Лус, где уже три дня, как стоял «Симью».
Сам остров Тенерифе разворачивался у подножия Тейда как обширный план. Скользящий утренний свет отмечал рельеф неровностей. Земля бороздилась дикими ложбинами и мягкими долинами, в глубине которых в этот час пробуждались деревни.
– Как красиво! – вздохнула Алиса после долгого созерцания.
– Как красиво! – повторил Робер как эхо.
Этих слов, брошенных среди окружавшего всеобщего молчания, было довольно, чтобы нарушить очарование. Оба одним движением обернулись друг к другу. Алиса заметила тогда отсутствие Долли.
– Где же сестра? – спросила она, словно отгоняя от себя сон.
– Мисс Долли слегка нездоровится, – сказал Робер, – и она осталась немного ниже с господином де Сортом. Если желаете, я отправлюсь помочь им.
– Нет, – сказала она. – Оставайтесь… Я очень довольна, что мы одни, – продолжала она с глухим колебанием, мало свойственным ее решительному характеру. – Я должна с вами поговорить… вернее, поблагодарить вас.
– Меня, сударыня? – воскликнул Робер.
– Да, – заявила Алиса. – Я заметила скромное покровительство, которым вы окружаете нас со времени отъезда с Мадейры, и поняла причины его. Покровительство это очень ценно для меня, поверьте, но я хочу успокоить вашу заботливость. Я не безоружна. Мне небезызвестно все то, что произошло на Мадейре…
Робер хотел ответить. Алиса предупредила его.
– Не возражайте мне. Я сказала то, что следовало сказать, но лучше не касаться больше этой тягостной темы. Это постыдная тайна, которую мы знаем лишь вдвоем.
Затем после короткого молчания она продолжала мягким голосом:
– Как не хотеть мне ободрить вашу заботливость и вашу дружбу? Разве моя жизнь теперь отчасти не ваше достояние?
Робер протестовал жестом.
– Неужели вы отвергнете мою дружбу? – спросила Алиса с полуулыбкой.
– Очень недолгая дружба, – с грустью в голосе отвечал Робер. – Через несколько дней пароход, везущий нас, бросит якорь на Темзе, и каждый из нас пойдет своим путем.
– Правда, – сказала Алиса взволнованно. – Мы, может быть, расстанемся, но у нас останется воспоминание…
– Оно так быстро стушуется в тумане времени, – добавил Робер.
Алиса со взором, устремленным вдаль, дала сорваться разочарованному восклицанию.
– Должно быть, – сказала она наконец, – жизнь была для вас очень жестока, если только ваши слова верно передают вашу мысль. Один вы на свете? Не потому ли питаете так мало доверия к людям? У вас нет родных?