– Собирайся, – продолжает раздавать команды, – тщательно и навсегда.

«Навсегда» звучит слишком пафосно: никто не знает, что будет завтра. Но если он думает, что я буду артачиться – ошибается. Тот, кто хоть немного знаком с моей тёткой, знает её крутой и противный характер. А я с ней семь лет прожила. Каждый день как по минному полю или по канату без страховки.

Прыжок в никуда меня пугает, конечно. Я не знаю, что будет дальше. Но для этого у меня есть план – успела продумать, пока ждала этой знаменательной во всех отношениях встречи.

– Вы же понимаете, что рабство отменено? – уточняю я спокойным, как штилевое море, голосом. Терять мне нечего. Поэтому называю вещи своими именами. – Надеюсь, никаких извращений и садизма? Расчленённых трупов и издевательств?

Сева подозрительно покашливает, а затем прячет лицо в ладонях. Плечи его ходуном ходят. Смеётся. Ну и ладно. Жених, к слову, куда нервами покрепче. Смотрит на меня как на чебурашку, у которого вторая пара ушей отросла.

– Я похож на извращенца? – спрашивает всё с тем же выражением лица. Уши, видимо, ищет.

– Мне всё равно, на кого вы похожи. Я вас не знаю. Но, надеюсь, до всего выше перечисленного не дойдёт.

– Прекрати мне «выкать». Ты либо много бульварной литературы читаешь, либо сама книжонки пописываешь. Слишком буйная фантазия. Собирайся.

– Если что, я подстраховалась, – ставлю точку в разговоре, поднимаюсь с достоинством и удаляюсь. В спину мне не смеются и не бросают обидных уничижительных слов. Хоть это радует.

– Ну, что там?! – не находит места себе Синица – ходит, как цирковая лошадь, высоко поднимая колени. И каблуками по полу – цок-цок. Ей только плюмажа не хватает да красивой попоны.

Оля бросает на меня сочувствующий взгляд и продолжает мыть посуду.

– Готовься к свадьбе, Лин. Будешь свидетельницей. Не знаю почему и зачем ему приспичило на мне жениться, но, судя по всему, там всё серьёзно. Отправил меня вещи собирать. Сказал, что я больше здесь не работаю.

Девчонки ахают. Олька даже тарелку роняет и застывает с мокрыми руками. Синица – та вообще рот открыла и челюсть потеряла.

– Так это ж здорово? – суетится она, отмирая. Помогает мне переодеться и собрать нехитрый скарб, состоящий в основном из косметики и гигиенических средств.

– Да выкинь ты эту дрянь! – артачусь я, пытаясь спихнуть в мусорку полупустую пачку влажных салфеток.

– Не-не-не! – протестует Синица. – Надо тщательно всё своё собрать и не оставлять даже мелочи, чтобы не вернуться наверняка.

– Опять ты со своей чушью! – закатываю я глаза. – Ну, сколько можно, Лин? То позитивное мышление, то запросы мирозданию, теперь эти дурацкие приметы в ход пошли. Я не верю во всю эту ерунду!

– Ну и не верь, Тай, не верь. На кой тебе верить-то? – суетится подруга, утрамбовывая мои вещи в пакет. – Главное – вот жених нарисовался. Богатый, красивый, солидный. То, что доктор прописал. Любить тебя будет. Холить и лелеять. Дети от него красивые родятся – опять же.

Хочется сделать позу «рука-лицо» и покачать головой. Сокрушённо. Ну, пусть хоть кому-то радостно от непонятных перемен в моей жизни. Синица так цветёт и пахнет, что совестно разрушать её махровые иллюзии.

Оглядываю подсобку внимательным взглядом. Не на предмет забытых вещей, нет. Мне немного тревожно, но я плыву по течению огромной реки, и не очень хочется сейчас махать руками и пытаться сделать что-то наперекор.

– Надумаэш вэрнуться – прыхади, – трёт лысину Гена Падлыч. Не такой уж он и мудак на самом деле. Жадноватый немного – это есть. А так вполне терпимый. И зарплату вовремя платил. И при всей своей скуповатости, за каждую мелочь не вычитывал. За чашки там разбитые, к примеру. Если случайно и одноразово. В общем, смотрю я на этого грузинского испанца и грустно мне. Оставляю позади отрезок жизни. И греет сердце мне его предложение. – Знаишь, всяко-разно бываит, – пытается он философствовать, переминаясь с ноги на ногу.

– Спасибо, Геннадий Павлович.

Мне хочется поцеловать его в щёку, но я сдерживаюсь. Проявлять чувства – это не ко мне. Как только даёшь слабину – сразу становишься слабым и зависимым. А иногда – чем-то и обязанным.

Жених смотрит на меня пристально. И ощущение, что я бедная родственница, навязавшаяся на его голову. Но по лицу ничего не прочесть. Он молча встаёт, забирает у меня пакет с вещами и, не оборачиваясь, идёт к выходу. Друг его сидит, развалившись, за столом. Синица обслуживает клиента. По всей видимости, пришла пора остаться один на один.

Мы садимся в машину. Водитель, ну, конечно. Жених присаживается рядом. Видимо, для более тесного знакомства. Мне становится не по себе. А вдруг он сейчас захочет моего белого тела, извращенец хренов?

Но он не посягает. Сидит на приличном расстоянии, изучает и моё лицо, и мою реакцию. Что ж, истерик катать не буду. Кажется, я всё же решила, что пройду этот идиотизм до конца. И даже приготовилась к не очень хорошим последствиям. Ну, буквально вчера я сказала себе, что потеря девственности – это никакая не катастрофа. И рано или поздно все девушки проходят через это. И не все – по любви.