Монолог Петье, изреченный ровным и доброжелательным тоном, приобрел оттенок грозной тирады из-за обилия таких слов, как «полномочия», «аутентичность», «территориальная община» и «исполнять обязанности». Это были слова, которых ты не услышишь на кухне или в раздевалке, от друзей или родственников.

Эти слова имели ощутимый запах. Они пахли… канцелярской бумагой. Старыми, пожелтевшими страницами бесчисленных томов документов, запертых в несгораемых шкафах в пыльных подвалах. Никто уже не хранит информацию на бумаге, но запах у слов остался. Это была ассоциация, заложенная в генах, унаследованная мною от предков, нюхавших эту бумагу и засохшие на ней чернила.

Эти слова яснее ясного говорили, что никто больше не будет панькаться со мной, выслушивать мои жалобы и просьбы. Я вообще больше не человек. Не для тех, кто меня здесь окружает. Я всего лишь зернышко, попавшее в мельничные жернова. Капелька топлива, впрыснутая в двигатель. Могучая система, рядом с которой я ничто, переработает меня в тот материал, который ей необходим, хочу я этого или нет. Вот и все.

— Ты понимаешь это, мой юный друг?

— Боюсь, что да.

— Ты хотел добавить?..

— … сэр.

«Может, еще позовете сюда громилу с дубинкой, потому что я забыл назвать вас «сэром»?»

— Давай я буду откровенен. В наши стены нечасто попадают ученики, у которых остались за пределами интерната близкие и любимые люди, к которым им хотелось бы вернуться. Но такие случаи бывают. И когда так происходит, эти ученики рано или поздно начинает просить отпустить их обратно, к этим людям. Скажу тебе прямо — это невозможно. Система воспитания построена так, что ты должен полностью окунуться в жизнь интерната и его правила. Кроме того, позволь спросить тебя, если честно — кто тебе этот человек, Роберт Ленц? Ты считаешь его более близким человеком, чем я, лишь потому, что познакомился с ним месяцем раньше, чем со мной?

— Он друг моего отца.

— Да. И из дружеских чувств к твоему отцу он определил тебя сюда. Он посчитал это для тебя лучшим путем. И он прекрасно знал, с чем тебе здесь предстоит столкнуться. Он заполнял множество анкет. Много раз беседовал со мной и с моими коллегами. Что ты хочешь сказать ему, мой юный друг? Уверяю тебя — он знает все это. Знает давно.

Я закусил губу, вспомнив день, проведенный вместе с семейством Ленцов. А ведь он говорил! Он, безусловно, знал, что меня ждет в интернате, и даже намекал мне. «Нечто наподобие муштры». «Некоторые сложности со связью». Проклятье! Роберт все это прекрасно знал. Он отправил меня сюда, прекрасно понимая, что меня ждет. И его это нисколечко не беспокоило. А ведь и впрямь, кто я ему? Сын человека, которому он когда-то дал опрометчивое обещание, исполнение которого вылилось во множество лишних хлопот?

— Я просмотрел результаты твоего теста, — вывел меня из печальных раздумий Петье. — На правах твоего куратора. И вот что я тебе скажу, мой юный друг. Конечно, тебе еще предстоит множество тестов впереди, и говорить об этом пока рано. Но я все же рискну, и скажу, что у тебя, по-моему, есть все задатки полноценного члена нашего общества. Мне понравилось, что ты был честен во время теста. У тебя, в целом, правильно расставлены моральные ориентиры. Ты образован, нормально развит интеллектуально. У тебя нормальные коммуникационные навыки. Есть лидерские качества. И, что очень редко встречается у подрастающего поколения — ты очень здоров и удивительно развит физически. Я очень рад, что «Вознесение» заполучило такого ученика.

— Спасибо, сэр, — сдержанно ответил я.

— Мисс Каммингз должна была уже сказать тебе, что до начала вступительной кампании ты будешь жить вместе с ребятами из 22-го отряда. Эти три месяца — отличное время, чтобы освоиться у нас. Вместе с несколькими другими абитуриентами ты будешь посещать подготовительные занятия, которые помогут тебе вступить в первый учебный год более подкованным. Но, что самое главное, вместе с 22-ым отрядом ты будешь участвовать во внеклассных мероприятиях. Ты свыкнешься с распорядком дня интерната, выучишь наши правила, наловчишься участвовать в общественно полезных работах. К тому времени, как сюда прибудут твои новые товарищи, ты, если, конечно, постараешься, сможешь, на правах старожила, завоевать у них авторитет и стать старостой. Ты ведь был старостой в школе, не так ли?

— Да, сэр.

— Так-с. Дежурный по общежитию выдал тебе все необходимое?

— Да, сэр. За исключением моих личных вещей. Когда мне их вернут?

— После выпуска, мой юный друг. Если, конечно, ты захочешь забрать все это старье. Большая часть выпускников отказывается, и мы его утилизируем. Извини, но правила запрещают ученикам иметь при себе посторонние предметы. В целях безопасности.

«Какая еще безопасность?! Вы боитесь, что я задушу кого-то своими старыми джинсами?!»

— И вот еще что. Вот, возьми, — улыбнувшись, Петье наклонился и достал из шухляды своего стола светло-коричневую картонную коробку с маркировкой «Вознесения». — Это твоя мультимедийная система. Твой лучший помощник в учебе и вне ее. Возьми, распакуй.

— Наручный коммуникатор? — удивился я, бережно достав из коробки довольно-таки громоздкое по современным меркам устройство, напоминающее часы с черным ремешком из синтетической кожи.

Практически такой же комм был у Джерома, так как его отец не мог позволить себе хороший сетчаточник.

— Не ожидал увидеть такую древнюю технологию в нашем высокотехнологичном мире? — с пониманием усмехнулся Петье. — У нас это как традиция. Все ученики интерната, начиная с первого выпуска, носили такие. Между собой ребята их зовут «пип-боями». Это словечко из одной старой компьютерной игры. Простое, надежное устройство. И очень прочное. Ударостойкий, огнеупорный, водонепроницаемый корпус. Связь с локальной сетью. Установлен стандартный набор программ. Настроено голосовое и сенсорное управление. Автоматически настраивается сопряжение с твоим нанокоммуникатором: можешь выводить мультимедийный контент на свой нановизор и нанодинамики. Также «пип-бой» будет твоим личным средством связи, если нанокоммуникатор по каким-либо причинам перестанет функционировать.