Шрифт:
— Извини, — сказал Феликс и потер лоб. — Я не хотел… бередить… Я… Извини.
— Я не помню! — прорычал Бальтазар. — Я ничего не помню! Я не хочу помнить! Оставь меня в покое!!!
— Ладно, — сдался Феликс. — Ладно. Это все… не важно. Все ерунда. Ты только успокойся, хорошо? И прости меня.
Бальтазар уронил голову на сложенные руки.
— Я хочу спать, — заявил он вдруг. — Я устал.
— Хорошо. Иди ложись…
Когда Бальтазар вернулся в кровать, натянув на голову стеганое одеяло, Феликс медленно выдохнул и хрустнул пальцами. «Да, — подумал он, — такие вот дела… Паршивые дела. И что я скажу Сигизмунду?»
Он ополоснул джезву и кружки дождевой водой из ведра (в умывальнике было пусто), и решил сходить за продуктами. Благо, лавка зеленщика располагалась прямо напротив меблированных комнат, а до булочной и бакалеи было рукой подать… Феликс проверил содержимое бумажника, обулся в новые, но уже порядком рассохшиеся ботинки, захватил плетеную корзину и совсем уже собрался было уходить, когда в дверь постучали.
«Ну кого еще Хтон принес?» — раздосадовано подумал Феликс и пошел открывать. Марта приходила по четвергам, и у нее был свой ключ, а возвращения Патрика следовало ожидать не ранее конца следующей недели…
— Не ждали? — сверкнул белозубой усмешкой на небритом лице Патрик, когда Феликс распахнул дверь. — Принимайте гостей! — заявил он, поднимаясь по скрипучей лестнице в мансарду. Левая рука его висела на перевязи, а сам он был грязен, весел и зол.
— Какой же ты гость? — удивился Феликс. — Ты хозяин, это я — гость…
— Хорош хозяин, который опять едва не заблудился в этом дурацком квартале! — хмыкнул Патрик. — О-хо-хо… — прокряхтел он, стряхивая наземь котомку и на ходу расшнуровывая ботинки. — Нет, что ни говорите, а дома надо бывать чаще… Отец спит?
Отцом он стал называть Бальтазара со дня переезда в мансарду, хотя сам Бальтазар навряд ли это заметил.
— Угу. Что с рукой? — спросил Феликс, глядя, как Патрик неуклюже стаскивает через голову наспинные ножны с доставшимся ему по наследству палашом.
— Ерунда… — отмахнулся Патрик и плюхнулся на диван. — Ф-фу… Устал я что-то… А пожрать у нас ничего нет? И душ надо бы принять… — рассеяно пробормотал он и зевнул.
— Пожрать сейчас сообразим. Душ, если ты забыл, по коридору налево. А пока ты не уснул, покажи-ка мне эту самую ерунду.
От Патрика кисло и остро пахло лошадиным потом. Феликс помог ему освободиться от грубой кожаной куртки, а потом бережно стал отдирать бинт, весь бурый от запекшейся крови. В левом бицепсе Патрика было два отверстия — маленькое, не больше ногтя мизинца размером, входное и побольше, с пятак, безобразно развороченное выходное, от которого сильно разило шнапсом.
— Чем это тебя?
— Арбалет, — сказал Патрик и зашипел от боли.
— Непохоже на след от болта, — нахмурился Феликс, поливая рану раствором марганцовки.
— А он его, гад, свинцовым шариком зарядил… Чтоб ему пусто было, сволоте эдакой… Ай! Не так туго!
— Терпи.
— Уф, — сцепил зубы Патрик, а когда боль отпустила, проговорил вполголоса: — А все-таки арбалет — удивительно подлое оружие… Не знаю, кто его выдумал, но руки я б ему повыдергивал. Нынче каждый урод с самострелом мнит себя опасным и неуязвимым. И самое обидное, что действительно опасен и практически неуязвим… Нет на свете оружия гнуснее арбалета! — заключил он и попробовал сжать правую руку в кулак.
«Тут ты, дружок, ошибаешься, — огорченно подумал Феликс. — Есть игрушки и пострашнее арбалетов. Вопрос в том, у кого они теперь есть…»
— Так что все-таки случилось? — спросил он.
— Банальщина! — небрежно проронил Патрик, осторожно шевеля пальцами и морщась от боли. — Все, как вы рассказывали: бревно поперек дороги, два десятка обалдуев в кустах, кошелек или жизнь и так далее… Олаф схлопотал свинцовый шарик в живот, а я в руку. Разбойников мы положили всех, но купец решил не рисковать и вернуться в Столицу. Правильно, в общем-то, решил… На трактах сейчас творится Хтон знает что: мало что бандиты, так еще и эти фанатики чешуйчатые расплодились, как саранча. Дилижансы вроде не грабят, но все при оружии… А зачем, спрашивается?.. Словом, один, да еще и подраненный, я бы купца не уберег. Вот мы и вернулись.
— Как Олаф?
— Вычухается… Он и не такое переваривал. Так, — решительно сказал Патрик. — Я в душ. А то усну…
Пока Патрик занимал очередь в общий на восемь комнат душ, Феликс спустился вниз и купил у мадам Розекнопс полдюжины свежих, прямо из-под наседки, яиц. (Хозяйка держала трех несушек и одного петуха в похожем на колодец дворе «Меблированных комнат»; петух имел обыкновение будить постояльцев с рассветом солнца, но с этим все мирились, а госпожа Розекнопс подумывала завести еще и козу). Феликс успел еще выскочить в лавку зеленщика за парой луковиц, и когда поднимался назад, очередь Патрика еще не подошла.