Освещенные косыми лучами заходящего солнца, они едва заметными волнами поднимаются к далекому горизонту. Хотя эти равнины и пересекаются возвышенностями, путь по ним гораздо легче того, по которому мы ехали от Готы.

С наступлением ночи я помог сестре разобрать провизию для ужина. Чересчур утомленные целым днем ходьбы, господин де Лоране и Марта едва дотронулись до еды. Ирма тоже была не в состоянии есть. Усталость брала верх над голодом.

– Напрасно, напрасно, – повторял я. – Сперва закусить, потом Отдохнуть – вот девиз солдата в походе. Нам нужно более, чем когда-либо, набраться сил. Вы должны поужинать, мадемуазель.

– Я не могу, мой добрый Наталис. Завтра перед дорогой я попробую съесть что-нибудь.

– Это все-таки будет одним ужином меньше! – возразил я.

– Конечно, но не беспокойтесь, я не задержу вас в дороге, не буду отставать.

Так я ничего не добился не только убеждениями, но даже и примером, так как сам ел за четверых.

В нескольких шагах от хижины протекал прозрачный ручеек, терявшийся в глубине оврага. Несколько капель его чистой воды, смешанной со шнапсом, которого у меня была полная фляга, оказались приятным, укрепляющим напитком.

Марта согласилась сделать два-три глотка. Господин де Лоране и Ирма последовали ее примеру, после чего все трое заснули, растянувшись на мягкой подстилке.

Я обещал тоже лечь спать, но в душе совершенно не собирался исполнить это обещание. Если бы я не согласился лечь, то господин де Лоране непременно вызвался бы сторожить вместе со мной, что для него было бы слишком утомительно.

Я ходил взад и вперед, как часовой. Всем известно, что стоять на часах для солдата дело привычное. Предосторожности ради у меня за поясом были оба пистолета, вынутые мною из нашего экипажа. Полагая, что благоразумие требует быть как можно осторожнее, Я решил бороться со сном, несмотря на то, что глаза у меня слипались и веки отяжелели. Время от времени, когда ноги начинали плохо слушаться, я ложился на землю около хижины, не закрывая глаз и прислушиваясь к малейшему шуму.

Ночь была очень темна, хотя туман мало-помалу поднялся к покрытому тучами, беззвездному небу. Луна закатилась почти одновременно с солнцем. Все кругом было объято мраком.

Но горизонт не был туманен, и если бы где-нибудь в глубине леса или на равнине блеснул огонек, я, конечно, увидел бы его издалека.

Нет, тьма царила повсюду, и передо мной на полях, и сзади над скалами, спускавшимися к хижине с ближайшего уступа.

Тишина была так же глубока, как и тьма. Ни малейшего ветерка, ни малейшего движения воздуха, напряженного и тяжелого, как обыкновенно бывает, когда грозовое состояние атмосферы не разряжается молниями.

Но один звук все-таки нарушал тишину ночи: слышалось беспрерывное насвистывание маршей и сигналов Королевского Пикардийского полка. Разумеется, это Наталис Дальпьер возвращался к своим скверным привычкам. Никто другой не мог свистеть в такое время, когда даже и птицы спят под сенью дубов и берез.

Все продолжая свистеть, я размышлял обо всем недавно пережитом, вспоминал, что было в Бельцингене после моего приезда, думал о свадьбе, отложенной в тот момент, когда она должна была совершиться, о несостоявшейся дуэли Жана с лейтенантом фон Гравертом, о зачислении господина Жана в полк и нашем выселении за пределы Германии. В будущем передо мною рисовались всевозрастающие затруднения. Я представлял себе Жана Келлера – голова которого оценена – бегущим под страхом смертной казни, видел мать его, не знающую, где искать сына!..

А если его нашли? Если какие-нибудь негодяи выдали его за 1000 флоринов? Нет! Я не хочу верить этому. Смелый, решительный господин Жан не даст себя ни взять, ни купить.

Пока я таким образом размышлял, веки мои невольно опускались; чтобы не заснуть, я встал и даже пожалел, что ночь так тиха и темна. Не было ни малейшего шума, который бы мог заставить меня встрепенуться, никакого света, могущего привлечь мое внимание, и нужно было постоянно делать над собой усилие, чтобы не заснуть.

Между тем время проходило. Который мог быть час? Миновала ли полночь? Очень вероятно, так как в это время года ночи довольно коротки. Я принялся отыскивать глазами светлую полоску на восточной части неба, над гребнями дальних гор, но ее не было, и ничто еще не предвещало близкого рассвета, так что я, должно быть, ошибся в определении времени.

Я вспомнил, что, рассматривая днем карту местности, мы с господином де Лоране выяснили следующее: первый значительный город на нашем пути будет Танн, Кассельского округа, провинции Гессен-Нассау. Туг, конечно, можно будет приобрести экипаж, достать который необходимо, чтобы вовремя добраться до Франции. Да, во что бы то ни стало надо достать экипаж! Но до Танна около 12 лье, рассуждал я. Вдруг я вздрогнул.

Я встал и прислушался. До меня донесся отдаленный выстрел, и вслед за ним послышался второй.

Выстрелы были, без сомнения, ружейные или пистолетные. Мне даже показалось, что я увидел свет, блеснувший за деревьями, позади хижины.

В нашем положении, среди почти пустынной страны, всего можно было опасаться. Стоило шайке отставших солдат или грабителей пройти по этой дороге, и мы рисковали быть открытыми, не будучи притом в состоянии защищаться, даже если грабителей не более шести человек.

Прошло минут пятнадцать. Я не хотел будить господина де Лоране. – Легко могло быть, что выстрелы эти сделаны охотником по кабану или дикой козе. Во всяком случае, судя по видимому мною огню, я определил расстояние, с которого слышались выстрелы, примерно в полулье.