– Еще лев! – закричал Джо.

– Нет, не лев, это львица. Ах, проклятая тварь! Подожди же! – крикнул охотник, снова поспешно заряжая свой карабин. Он выстрелил, и животное исчезло…

– Вперед! – скомандовал Кеннеди.

– Нет, мистер Дик, не надо пока выходить. Вы ведь эту самую львицу не убили наповал, а то бы она свалилась сюда Теперь она, видно, ждет, чтобы наброситься на первого, кто покажется, и тогда уж ему капут.

– Но как же быть? Надо же выйти. Да и Самуэль нас ждет.

– Надо нам завлечь сюда этого зверя, – ответил Джо. – Возьмите мое ружье, а мне дайте ваш карабин.

– Что ты задумал?

– Вот увидите.

Джо сбросил свою полотняную куртку, надел ее на ствол карабина и в виде приманки выставил в отверстие колодца. Разъяренная львица накинулась на куртку, а Кеннеди сейчас же выстрелил и раздробил ей плечо. Львица, рыча, покатилась по лестнице, опрокинув Джо, которому уже казалось, что в него вонзаются огромные львиные когти… но вдруг раздался новый выстрел, и в отверстии колодца появился Фергюссон с еще дымящимся в руках ружьем.

Джо быстро поднялся, перескочил через труп львицы и, взбежав по лестнице, подал доктору бутылку, полную воды. Поднести эту бутылку к губам и наполовину опорожнить ее было для Фергюссона делом одного мгновения. И три путешественника от всего сердца возблагодарили провидение, таким чудесным образом спасшее их.

После сытного обеда, запитого немалым количеством чая и грога, наши путешественники провели чудесный вечер под свежей зеленой листвой мимоз.

Кеннеди во всех направлениях обошел маленький оазис, осмотрев, кажется, все его кусты. Несомненно, они трое были единственными живыми существами в этом земном раю. Растянувшись на своих постелях и забыв о перенесенных муках, они провели спокойную ночь.

На следующий день, 7 мая, солнце сияло во всем своем блеске, но жгучие лучи его не могли проникать сквозь густую листву. Съестные припасы еще имелись у путешественников в достаточном количестве, и доктор решил дожидаться в оазисе благоприятного ветра.

Джо вынул из корзины «Виктории» свою походную кухню и с увлечением занялся всевозможными кулинарными приготовлениями, тратя при этом воду с беспечной расточительностью.

– Какая удивительная смена горестей и радостей! – воскликнул Кеннеди:– После таких лишений – изобилие! После нищеты – роскошь! А я-то! Как был я близок к сумасшествию!

– Да, дорогой мой Дик, – заговорил доктор, – если бы не Джо, тебя не было бы с нами и ты уже не мог бы философствовать о непостоянстве всего земного.

– Спасибо, дорогой друг! – воскликнул Дик, протянув руку Джо.

– Не за что, – ответил тот. – Когда-нибудь сочтемся. Впрочем, уж лучше бы такого случая не представлялось.

– А все-таки люди жалки, – заметил доктор. – Падать духом из-за такого пустяка!

– Вы хотите сказать, сэр, что обходиться без воды – это пустяк? – спросил Джо. – Но, видно, эта самая вода уж очень необходима для жизни.

– Несомненно, Джо: люди могут переносить голод дольше, чем жажду.

– Верю. Да, кроме того, ведь голодный человек может есть все, что ему попадется под руку, даже себе подобного, хоть, должно быть, от такой закуски его долго будет мутить.

– По-видимому, дикари на этот счет не очень разборчивы, – вставил. Кеннеди.

– Но на то они и дикари, привыкшие есть сырое мясо. Вот уж, можно сказать, мерзкий обычай!

– Да, это так отвратительно, что никто не хотел верить первым путешественникам по Африке, когда они рассказывали, что туземные племена питаются сырым мясом, и вот тогда с Джемсом Брюсом произошел странный случай.

– Расскажите, сэр. У нас есть время слушать, – сказал Джо, с наслаждением растянувшись на влажной траве.

– Охотно. Джемс Брюс был шотландец из графства Стерлинг. Он тоже искал истоки Нила и с тысяча семьсот шестьдесят восьмого по тысяча семьсот семьдесят второй год путешествовал по Абиссинии. Он проник вглубь страны до озера Тана и затем вернулся в Англию. Описание своего путешествия Брюс опубликовал только в тысяча семьсот девяностом году. К его рассказам отнеслись недоверчиво – вероятно, и наши будутвстречены с таким же недоверием. Быт племен, населяющих Абиссинию, так резко отличался от английского, что повествование Брюса было принято за пустые россказни. Между прочим, автор утверждал, что население Абиссинии ест мясо в сыром виде. Эта подробность возмутила всех. Говорили, что автор имеет полную возможность врать сколько душе угодно, – ведь никто его проверить не может. Брюс был очень храбр и очень вспыльчив. Недоверие к его словам выводило его из себя. Однажды какой-то шотландец стал шутить в его присутствии, в одной из эдинбургских гостиных, насчет «домыслов» путешественника, уверяющего, что в Абиссинии едят сырое мясо. В заключение он решительно заявил, что такой обычай – нечто невероятное и невозможное. Брюс, не говоря ни слова, вышел и через некоторое время вернулся с сырым бифштексом, посыпанным солью и перцем по-африкански. «Сударь, – сказал он шотландцу, – усомнившись в существовании обычая, который я описываю, вы нанесли мне оскорбление. Считая этот обычай невозможным, вы ошиблись. И чтобы доказать это всем, вы скушаете этот бифштекс в сыром виде или ответите мне за ваши слова». Шотландец испугался – и подчинился. Надо было видеть его гримасы! Когда он съел бифштекс, Джемс Брюс заметил: «Допустим, что я рассказал небылицу, но по крайней мере вы не станете утверждать, будто она невозможна».