На свете есть тысячи профессий, и вот среди этих тысяч есть одна, которой невозможно изменить. Едва ступив на геологическую тропу, начинаешь понимать, что палатки, о которых поётся в песнях, бывают мокрыми, а рюкзаки, набитые образцами, - безумно тяжёлыми. Жужжащая от гнуса тайга бывает не такой уж и красивой, и тропа, по которой поднимаешься на перевал, узкой и каменистой. Но потом, в лагере, вытянув к костру натруженные ноги, ты твёрдо знаешь, что выбрал самую лучшую профессию из всех, и сколько бы испытаний ни было впереди, их нужно будет обязательно преодолеть.
Край
Я хочу возвратиться туда,
Под молчание гор вековое,
Где озёра блестят, как слюда,
И тайга в малахитовой хвое.
Где по берегу утро плывёт
Над поставленной кем-то корчагой,
Где медведь от бессилья ревёт,
Уколовшись случайно корягой.
Где таятся в природных ларцах
Долгожданные мною пиропы,
Где надежда живёт до конца,
И ещё не истоптаны тропы.
Я хочу возвратиться туда,
В дни раздумий, мечтами согретых,
Где под пологом снова вода,
И намокли опять сигареты.
Колючим снегом февраля
Тропинка в никуда плеядой томных дней
На горизонте миражом дрожит.
И снова белый снег над памятью моей
Колючими снежинками кружит.
Заснеженный кордон зимою упоён,
Торосами расписана река.
Там старый вездеход, как добрый почтальон
Нам письма привозил издалека.
У каждого в судьбе горит своя звезда,
Свой трудный перевал и свой редут.
И не было нужней тех писем никогда,
Поскольку понимали, что нас ждут.
Профессию свою безвыходно любя,
Так трудно непохожее принять.
Ведь в каждый образец вложили мы себя
И труд, который многим не понять.
Развесила зима по крышам бахрому,
По окнам расписала вензеля.
Холодная метель по сердцу моему
Прошлась колючим снегом февраля.
Безнадёга
Вновь огни за окном безразлично моргают кому-то,
И вагонная дробь затухает с обеих сторон.
Остановится поезд московский всего на минуту,
И я тихо ступлю на ночной молчаливый перрон.
Звонко треснет в ночи от мороза сухая лесина,
И почувствую разом, как в лёгкие холод проник.
В безнадёге уткнётся мне в ноги замёрзшая псина
И затихнет, пытаясь согреться хотя бы на миг.
«Что, дружище, замёрз? Ну, иди, я тебя отогрею!»
И горячей ладонью замёрзшие трону бока.
«Я подумал сейчас, и возникла такая идея:
Может, нам расставаться надолго не стоит пока?
Приведу тебя в дом, где собачьи закончатся муки.
Что уныло глядишь? Не такое уж я и трепло!
В нём меня и тебя приласкают любимые руки,
В этом доме уютно, а главное – очень тепло».
Но слова растворятся под небом пустынным и гулким,
Где-то ухнет вдали подо льдом засыпающий плёс.
…И пойдём в никуда по холодным ночным переулкам,
Я – таёжный бродяга и мой замерзающий пёс.
Геологам
Жёлтый шмель, прожужжав, притаился на дикой малине,
И закат проводив, навострил свои уши сурок.
Распушилась тайга бахромой кедрача по долине,
Где-то там в глубине, затерялся и наш костерок.
Верно снова к дождю ноет рана на сбитом колене,
А спасительный сон, как назло, не идёт до утра.
По кедровым стволам разбегаются звёздные тени,
И дымок сигареты сливается с дымом костра.
Продолжается спор, что ошибки так часто фатальны,
Что умение жить равносильно умению ждать.
… И таятся от нас в образцах не раскрытые тайны,
Те, которые мы непременно должны разгадать.
Быть примером во всём, отдавая себя без остатка,
И мечту не предав, к своей цели идти до конца!
Ведь пока на земле не разобраны наши палатки,
Будут жить и любовь, и романтика в юных сердцах.
Нам тайга и работа и кров
Нам тайга и работа и кров,
Здесь любовь нашей юности встречена,
И огни одиноких костров
Как пунктиры на кроках отмечены.
И, наверное, каждый познал,
Забывая про званья и отчества,
Как по рации слабый сигнал
Разрывал тишину одиночества.
Осень жизни бывает такой,
То спокойная, то печальная.
Как туманы над стылой рекой,
Как дождливая песня прощальная.
Только в сердце надежда горит:
Там, под сенью таёжного полога,
Вдруг отыщется твой лазурит
На маршруте другого геолога…