— Ави, я больше не приду, завтра днем у меня рейс, а перед этим то, без чего не смогу жить дальше. Но ты навечно останешься в сердце, ты лучшее, что случалось со мной за всю жизнь. Прощай.

Поднявшись, мужчина утер продолжающие сочиться слезы, налил еще один стакан водки и поставил его у камня под портретом молодой, красивой женщины с открытым счастливым лицом и роскошными светлыми волосами.

Он помнил тот момент на пляже, когда запечатлел её не только на пленку, но и в памяти на всю оставшуюся жизнь. Похлопав пару раз по надгробию, встал и побрел на выход с кладбища, в запасе оставались еще сутки.

В сквере около жилой высотки было тихо и по-февральски холодно. Снег продолжал крупой сыпаться с неба, застилая все вокруг белым одеялом. В этом элитном районе проживали «сливки» общества, в том числе кое-кто, ради кого Наб коченел от холода ранним утром.

Он не сводил глаз с подъезда номер три. Дверь открывалась, из неё выходили жильцы, мужчина провожал их взглядом. Нужен был конкретный человек, которому принадлежал черный внедорожник, припаркованный в десяти метрах от входа в дом.

И вот, из проёма появилась семейная пара с маленьким ребенком, направилась к той самой машине. Наб вскочил с лавочки, достал из-за пазухи предмет, обернутый в черный полиэтиленовый пакет. Что-то на нем переключив, твердым шагом выдвинулся навстречу семье.

Девочка держала мать за руку, а отец шел позади. Троица активно беседовала, когда их окликнул незнакомец в синей шапке.

— Алана Кейнри? — спросил он.

— Да, это я, а вы, собственно…постойте, я вас знаю! — настороженно улыбнулась женщина. От ссадин на молодом лице не осталось и следа.

— Лучше бы ты сразу села. Осталась бы жива.

После этих слов, произнесенных тоном, пробиравшим до мурашек, мужчина направил на неё пакет. Раздалось три глухих хлопка, эхом прокатившихся по двору, а сукно дубленки на груди украсило три входных отверстия. Беззвучно женщина осела на снег, потянув за собою дочь. Девочка громко закричала, а муж инстинктивно попытался подхватить жену. Наб, развернулся и быстрым шагом удалился с места происшествия.

***

Тусклый свет Эдоса блекло освещал проносящиеся мимо равнины и перелески. Поезд полным ходом мчался на восток, а Наб пустым взглядом выцеплял разные объекты по пути следования. В руках перекатывал и мял кольцо, которому было более не суждено оказаться на пальце любимой.

Эти ублюдки так и не вернули тело, растерзали и оставили себе как дражайший трофей. Весь тот прекрасный мир, который он тщательно выстраивал в мечтах о будущем, все надежды восстановить семью и начать все с чистого лица вместе с любимой женщиной вдребезги разбились о суровую реальность. Илона все разрушила, поганая стерва притащилась за тысячи километров, чтобы сделать его вновь несчастным, все ради поганых денег! Она знала, что Лолочка моя и все равно её убила! Тварь!

Наб со всей силы ударил кулаком по столику, стакан с холодной водкой подпрыгнул и слетел вниз, звонко разлетевшись на десятки маленьких осколков. Вновь наступила тишина, нарушаемая лишь монотонным стуком колес о рельсы. Он потер предплечье, испещренное глубокими царапинами, будто кошка в бешенстве накинулась на руку, приняв её за добычу.

В купе Наб был один, пришлось хорошенько заплатить проводнику за уединение, ибо желание видеть кого-либо, а тем более разговаривать отсутствовало полностью. Осознавать жизнь без неё было невыносимо.

В первое время, после известий о смерти Лолы, желал только одного- отомстить. Однажды, уже приходилось к этому прибегать.

Предвкушение от того, как лично придушит мерзавца её убившего приводило в экстаз. Уверенность в том, что возмездие принесет хоть какое-то облегчение вселяло надежду, некую цель, уводившую от намерения приставить пистолет к виску и нажать курок.

И даже после того, как образ этого зверя трансформировался в Илону, его товарища и друга по войне, желание возмездия никуда не ушло. И к великому его удивлению, предсмертный выдох врага, в момент, когда он сломал её шею, не изменил, ровным счетом ничего.

В отличие от того случая в родном Аллоне, облегчения не пришло, стало еще хуже. Когда он вернулся в расположение бригады, никто не приветствовал победителя, не радовался одержанной им победе. Все молча смотрели, как командир прошествовал до тротуара, сел на бордюр и зарыдал.

Ему было плевать, что подумают боевые товарищи, единственное, что заботило — как убрать этот шар страданий из груди, чтобы стало хоть на толику легче.

Контракт закончился три дня назад, все дела командир Бримуны передал своему заму Кибу. Война на юге для него завершилась, кредит на операции с Марой был погашен, он ехал домой, к ней.

Три месяца спустя. Санима. Раеоонский Доминион.

Центральная набережная города кишела людьми. После захода солнца, деловой ритм мегаполиса снижал обороты, уступая место вечернему спокойствию. По мостовой неспешно прогуливались горожане, смеялись и веселились.