– Вы каждого пациента пытаетесь накормить лично?

– Нет. Только самых очаровательных. Ну же, Лия, присаживайтесь.

– Раз уж так, то давайте на «ты».

– Идет. Ну-ка… Что у нас сегодня на ужин? Тыквенный крем-суп. Как раз то, что нам надо! – радостно вскочил, будто не сам утверждал ее меню. Лия покачала головой и нехотя взялась за приборы. Первая ложка – всегда самая тяжелая. Главное, заставить себя съесть ее, а дальше будет полегче. Лия опустила взгляд в тарелку. Мазнула ложкой по ярко-оранжевой жиже. Приятный цвет. Радостный. Не вызывающий отторжения. Первая порция отправилась в рот.

– Вкусно.

– У нас чудесный шеф-повар, – улыбнулся Евгений Павлович. – Вижу, вам и впрямь понравилось, – удивился тот, наблюдая, как она ест.

Лия пожала плечами. То, что ей удалось что-то впихнуть в себя, еще не означает, что это что-то в ней и останется. Он должен об этом знать.

– Я ознакомился с твоей медицинской картой… – нерешительно начал психотерапевт. – В ней говорится, что вы не стремились похудеть.

– Я никогда не была толстой.

– Обычно именно стремление женщины к идеальным формам становится причиной анорексии.

– У меня не анорексия.

– Да. Я читал… В симптомах описано, что ты просто утратила аппетит.

– Так и есть.

– Когда ты это поняла? Кстати, можно, я включу диктофон?

– Зачем? – Лия отложила ложку и настороженно осмотрелась.

– Так я буду уверен, что ничего не упустил из твоего рассказа.

– Мы не говорим ни о чем существенном.

– Почему же? Я кое-что начинаю понимать для себя. Так когда ты поняла, что у тебя пропал аппетит?

Лия пожала плечами. Она съела совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы ее снова начало клонить в сон.

– Не помню, как я это поняла. Просто однажды открыла холодильник и увидела, что все продукты покрылись плесенью. Не то, чтобы в нем было много продуктов, но… Оказалось, что я не ела уже черт знает сколько.

Евгений Павлович кивнул. Задумчиво потер подбородок:

– Как ты считаешь, что стало тому причиной?

– Это вы мне скажите, доктор, – уклонилась от ответа Лия. У нее не было никакого желания делиться с человеком Чалого своими переживаниями. Она вообще не знала, может ли кому-нибудь рассказывать о том периоде своей жизни. Даже тому, кого бывший муж нанял, чтобы помочь ей оклематься. Хотя, наверное, без откровенного разговора вряд ли что-то получится.

Евгений Павлович не стал гадать. И Лия была благодарна ему за это.

– Лия… Для того, чтобы терапия была успешной, нам нужно наладить контакт. Мы должны разобраться в первопричине болезни, а для этого ты должна рассказать мне о своих страхах. Иначе ничего не выйдет. Постарайся сосредоточиться на нашей цели и отгородиться от всех других травмирующих факторов.

Он был такой смешной, что, несмотря на усталость, Лия широко улыбнулась:

– Знаете ли, очень сложно отгородиться от, как вы выразились, «всяких травмирующих факторов», когда самый главный из них платит вам за работу.

Совершенно однозначно ее слова смутили психотерапевта. И это оказалось неожиданно для нее. То, что еще остались люди, в принципе способные испытывать это чувство. Лично она – давно разучилась.

– Ладно… – взмахнула рукой, – не берите в голову. Это я так… От бессилия. Может быть, у вас есть более легкие вопросы? Те, на которые я могу ответить без… В общем, без дополнительных инструктажей от «самого главного травмирующего фактора»?

Евгений Павлович покачал головой и тихонько заметил:

– Без откровенности ничего не выйдет, Лия. Вы должны быть, прежде всего, откровенной.

Лия отставила от себя еду, пряча взгляд. Она не знала, что тут можно ответить. Не была уверена в том, что хочет рассказывать о том периоде своей жизни, и что в принципе выдержит этот рассказ. Слишком болезненный он был.

Александр проводил взглядом сына. Раньше в школу его всегда отвозил водитель, но после болезни Чалый взял эту обязанность на себя. Он старался как можно чаще видеться с Сашей. Нет, они и до этого все его свободное время проводили вместе – во-первых, потому, что действительно этого хотел, а во-вторых, из-за чувства вины, что с годами так и не утихло. Он отнял у сына мать. И должен был постараться, чтобы хоть как-то компенсировать ее отсутствие в жизни ребенка. После же того, как Сашка заболел, после всех тех страшных ночей, проведенных возле него в реанимации, желание Чалого постоянно видеться с сыном превратилось в острую в том потребность.

Он все чаще стал задумываться о том, чтобы отойти от дел. Не совсем, конечно, но… Чтобы оставалось время на жизнь, которая убегала, как вода сквозь пальцы. Что он в ней видел за сорок пять прожитых лет? По-настоящему видел? Не через окно дорогого автомобиля. А в принципе. Глобально. Вообще. Он. Король на вершине мира. Мальчик из нищего городка, который своим трудом взобрался на недосягаемую для других высоту. Так много в пути потеряв… Он, который карабкался вверх, в то время как колесо жизни катилось. И чем дальше катилось, тем прозаичнее… А потом пришло горе. Беда. Чалый вскинулся, снова бросился в бой… И, вроде бы, удалось. Его мальчик поправился… Но те ночи, что он провел, наблюдая за свинцовым холодным рассветом в окне больничной палаты, заставили его о многом задуматься. Прежде всего, о том, о чем раньше не было времени поразмыслить. В стремительном темпе жизни, как оказалось, многое проходило мимо него. Но это Чалый понял лишь тогда, когда вынужденно остановился.