Шрифт:
– Ну, я не знаю… А что тогда? По домам? – расстроилась почти до слез Рита.
– Ну, да, конечно! Детское время. А поедем, я тебе свой рассвет покажу? Тебе понравится, соглашайся!
Можно подумать, ее нужно было уговаривать!
Богдан вызвал такси и, к удивлению Риты, назвал водителю знакомый адрес. По дороге они заехали в магазин, чтобы купить бутылку самого лучшего шампанского. Платил Богдан.
Они вышли на углу его дома, но, к удивлению, Связерский потянул Риту к заброшенному пустырю, который отделял расположенные на их улице высотки от заброшенной стройки. Еще несколько лет назад какая-то фирма собрала деньги на строительство, да так ту стройку до ума и не довела.
– Эй… Здесь, наверное, опасно… – робко возразила Рита, за что-то зацепившись каблуком.
– Трусишка. Я здесь частенько бываю… Осторожно, тут где-то проволока…
– Да где – здесь?
– На восемнадцатом этаже. Дойдешь?
– Ты хочешь забраться на крышу?!
– Почему нет? Оттуда, знаешь, какой вид открывается? Сумасшедший просто…
Рита снова споткнулась и, чтобы не упасть, вцепилась в Богдана. А тот неожиданно зашипел.
– Что? Тебе больно? На тренировке поранился, да?
– Угу, – горько хмыкнул Связерский. – На тренировке, как же… Господи, как хорошо, что я их больше никогда не увижу!
По плечам Риты пробежал холодок. Она поежилась, ступая на лестницу.
– Кого?
– Родителей. Кого же еще? Глаза бы мои на них не смотрели… Зачем только пришел, спрашивается? Думал… пожрать им, хоть, принести. Тортик к дню рождения сына… А, не бери в голову, – отмахнулся. И себе и ей запрещая об этом думать. Но она не могла. Не могла забыть. Рите было его до слез жалко. А еще она гордилась! Так гордилась им…
– Бодь… – прошептала Рита, чуть сильнее сжимая его сильную руку в мозолях. – Да не думай ты о них. Знаю, что это довольно трудно сделать – какая-никакая родня, но это, наверное, как раз тот случай, когда лучше совсем одному, чем с ними… Да и разве ты один?
– А что, скажешь, нет?
– Нет… У тебя я есть. Я тебя люблю, Богдан. И, наверное, всегда любила.
И тогда он ее поцеловал. В кромешной темноте, где-то между третьим и четвертым этажами заброшенного нерадивыми строителями недостроя. В воздухе пахло строительной пылью и страстью. Богдан был в отчаянии. Отчаянным было все. Его голодные поцелуи, его жадность, алчные движения рук… Он оторвался от Риты на какую-то долю секунды. Уперся лбом в её макушку и прошептал:
– Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось?
– Нет…
– С тобой мне никогда не нужно было притворяться, что я тот, кем я не являюсь. Пойдем! – скомандовал он и вновь потащил ее вверх по лестнице.
– Постой, Бодь… Я ведь не чертов хоккеист. Для меня такие подъемы – убийство.
– Мы только на десятом, неженка, – поддразнил Риту Богдан.
– Не могу. Нужно отдохнуть… Еще и ноги растерла.
– Иди, пожалею…
– Бо-о-о-дь. Бодя… – шептала между поцелуями.
– Легче?
– Немножко…
– Тогда я тебя понесу!
И не успела Рита возмутиться, как он подхватил ее на руки и правда понес вверх по лестнице. Его тренированному телу, очевидно, такая нагрузка была привычна. А ей было ужасно стыдно, что она такая тяжелая, и вообще…
– Поставь! Поставь, я тяжелая!
– Кто?! Ты себе льстишь.
Богдан все же поставил ее на бетонный пол. Но явно не потому, что устал. По-правде, он ведь не запыхался даже!
– Я уже отдохнула! – вздернула нос Маргарита. Да только он впотьмах, наверное, и не видел ничего. А потому не оценил её вызова.
– Ну, пойдем… Не то самое интересное пропустим.
И Рита честно на своих двоих поднялась еще на шесть этажей. А там…
– Мама дорогая!
– Красиво, правда?
Красиво! Аж дух захватывает! Огни большого города, новых, красиво подсвеченных высоток. А над ними – тонкий серп луны и сизое небо в рваных клочьях куда-то плывущих облаков.
Рита выпала из реальности. Ничего не видя перед собой и не слыша.
– Вот, падай.
– Надувной матрас? Ты уверен, что его не облюбовали бомжи?
– Не-а. Я здесь пару лет назад отгородил небольшую кладовку.
Богдан встряхнул захваченное с собой покрывало и небрежно накрыл им их импровизированное ложе. Взялся за бутылку вина.
– Стаканчиков нет. Как-то я не подумал.
– Это ничего… будем так.
Дорогое шампанское на деле оказалось кислой шипучкой, которую они пили прямо из бутылки, глядя на занимающийся рассвет. Рита дрожала, хотя от раскаленного за день рубероида шел жар. Рябь на коже вызвал совсем не холод. А огромные руки Связерского, небрежно поглаживающие ее по ногам. Выше, еще чуть-чуть, то приподнимая, то опуская подол ее заметно измявшегося платья. Сброшенные босоножки валялись где-то в стороне…