Ведь никто больше не любил меня так, как любила Зоя.

Она ведь любила меня!

Я точно знаю!

Так почему же не узнала?

Прошлое

Матвей Соколовский

— Здрасте, Татьян Иванна, — приветствую секретаря, сторожившего двери у кабинета директрисы, словно натасканная болонка.

— А, Соколовский! Утро доброе. К Малыгиной?

— Угу. Не знаете, зачем вызывала?

— Кажется, у нее с утра был Глебов. Не по твою ли душу?

Я вздыхаю. Вероятно, по мою. С математиком у меня терки. И дело вовсе не в учителе, как мне ни хотелось бы считать иначе. Дело в моей взаимной нелюбви к цифрам. И частых тренировках, из-за которых приходится прогуливать каждый четверг алгебру, стоящую шестым и седьмым уроками.

Коротко стучусь и, услышав заветное «войдите», словно смертник на плаху шагаю в мрачный и холодный, будто склеп, кабинет директрисы.

Дизайн тут, конечно, впечатляющий. Напоминает логово председателя ЦК КПСС. Бордовые стены, до середины выкрашенные матовой краской, снизу отделанные деревянными панелями, покрытыми лаком, массивная мебель из красного дерева, плотные зеленые шторы из сукна, красная ковровая дорожка на полу, графин с водой и перевернутый стакан на серебристом подносе на тумбочке.

В интерьер очень просятся портрет Сталина, бюст Ленина и знамя ВЛКСМ. Атмосферно, чё.

— А, Соколовский, — вскидывает подведенные черным карандашом брови Малыгина, — Проходи, проходи. Присаживайся. Серьезный разговор с тобой буду вести.

Я нехотя плетусь ближе и усаживаюсь на мягкий стул, пристраивая рядом на полу рюкзак.

Внезапно звонит ее телефон, заставляющий меня вздрогнуть. Черт возьми, вот я вроде и здоровый лоб, а какая-то маленькая бабулька одним своим присутствием заставляет внутренности вытягиваться в какую-то тугую жилу и вибрировать.

— Малыгина. Слушаю вас. — Официальным тоном отвечает директриса на звонок. — Ах, да, Людмила Владимировна, здравствуйте! Конечно, конечно! Ждем! Приехали? Замечательно! … Вот как… Сейчас вас встретят и проведут ко мне… Да… Ну что, вы! Это мы счастливы видеть вашу Зою среди наших учеников! Две минуты!

Она кладет трубку, спешно встает из-за стола и, открыв двери, отдает распоряжение секретарю.

— Татьяна Ивановна, там Данилина приехала, встретьте ее у ворот. Они не могут попасть на территорию, а Григорий занят с забывшими пропуски учениками.

— Конечно, Нина Васильевна!

Двери захлопнулись.

— Так Соколовский, у нас пять минут. У тебя завал по математике — геометрия, алгебра и даже физика — хуже некуда. Ты прогулял за сентябрь шесть занятий! Пока твои тренировки не отражались столь пагубно на учебе, мы все снисходительно закрывали глаза, но теперь ты портишь рейтинг гимназии своими низкими баллами. У нас не обычная школа, ты это знаешь. За одни спортивные достижения мы не ставим пятерки в аттестат. Поэтому в ближайшее время ты должен исправить ситуацию. Мне все равно, какими путями ты будешь делать это. Можешь ходить к репетирам, можешь просить Виктора Андреевича с тобой заниматься дополнительно. Можешь брать уроки дистанционно или просить помощи у одноклассников. Повторюсь — мне все равно. Главная цель — исправить твои неуды, отработать пропуски. В противном случае, нам придется с тобой распрощаться. И ты знаешь, к чему это приведет. У тебя будут проблемы с твоими родителями. У меня, конечно, тоже будут проблемы с твоими родителями, но, слава богу, мне на это плевать. Репутация, Матвей, слишком дорого нам досталась, чтобы пренебрегать правилами и требованиями даже ради такого замечательного спортсмена, как ты. А уж богатых и влиятельных родителей в нашей гимназии и без Соколовских каждый первый. И все они привели сюда своих детей потому, что мы — лучшее учебное заведение в своем сегменте! Даю тебе месяц. Если за это время не увижу положительной динамики и отработанных пропусков, можешь просить родителей подыскивать тебе новую школу. Это понятно?

Что уж тут непонятного…

— Да, Нина Васильевна.

— Свободен.

Подхватываю рюкзак и быстро шагаю на выход. Распахнув двери, буквально налетаю на входящую в кабинет девчонку. Она ударяется лбом в мою ключицу и ошарашенно ойкает, отшатываясь назад. Ловлю ее за руку, попутно отмечая, что запястье очень тонкое, и мои пальцы ложатся внахлест. Огромные карие глаза, опушенные длинными загнутыми ресницами, испуганно распахиваются. Ее волосы туго заплетены в косу, отчего оттопыренные уши кажутся еще больше. Она похожа на инопланетянку.

— Соколовский! — возмущается Нина Васильевна, — Осторожнее! Не испорти мне своими бицепсами гениальный ум, способный, кстати, перекрыть печальную статистику, вызванную твоими провалами в математике!

— Извините, — буркаю я, отодвигаясь в сторону и впуская в кабинет бледную девчонку с забавными веснушками на носу, которая уже не выглядит перепуганной, а широко мне улыбается.

— Все в порядке, — мяукает она, проходя ближе к директрисе. — Здравствуйте.

Следом входит миловидная женщина средних лет, с аккуратно уложенными светлыми волосами, в строгом костюме, подчеркивающем довольно хорошую для ее лет фигуру и ясными серыми глазами на добродушно улыбающемся лице.

Наверное, мать девчонки, решаю я, хоть они и не похожи между собой от слова совсем.

Впрочем, это не мое дело.

Мне надо срочно что-то решать с гребанными неудами и пропусками.

А потому, не оборачиваясь, покидаю директорский кабинет и, услышав звонок на урок, тороплюсь в класс. Не хватало еще проблем с литературой. Ее не то что прогуливать нельзя, лучше даже не опаздывать!

В середине второго урока, который вел наш местный гений математики — Глебов Виктор Андреевич, раздается стук в двери, которые сразу же распахиваются, предоставляя доступ удушливому тяжелому аромату шанель номер пять, следующему впереди его хозяйки.