Они-то меня и обучали по мере своих возможностей, рассказывали всякое интересное о нашем мире и о стране в частности, в которой я родился и рос. Кто бы мог подумать, что я родился в самой большой и могущественной империи в мире! Повезло так повезло, думал я тогда. Также меня учили всяким полезным вещам в быту, да и своего рода характер мой закаляли. Изнеженностью брат с сестрой из русской глубинки не страдали вовсе, а потому приходилось всё схватывать на лету.

«что есть нельзя, а что можно?»

«как называется это и то?»

«для чего нужно это и то?»

«что нужно делать, если то-то и то-то?»

«сколько будет столько на столько?»

«в какой стороне находится то-то?»

«что делать с этим и тем?»

И так далее. Тумаки и обидные слова имели своё место, на что я часто держал обиду на взрослых, но по большей части получал я за дело, хоть уже и не вспомню за что именно.

Деревенька наша была небольшой, даже очень скромной. Всего десяток старых деревянных домов, окружённых редкими соснами и расположенных вдоль одной просёлочной дороги, ведущей прямо к конюшням. Кругом всегда было зелено, росла дикая ягода и приятно пахло лесом. Живописное местечко, память о котором я сохраню навсегда… По большей части три десятка жителей селения занималась обслуживанием этих нескольких конюшен, которые вместе с лошадьми принадлежали местным дворянам. Владельцев я не видел ни разу, но вот дядька Захар говорил, что они приезжают редко и находятся недалеко от Рязани в своих имениях ближе к Москве.

***

Судьба святого

1880 год

Судьбоносным днём в моей жизни стал десятый день рождения, когда дядька Захар наконец-то разрешил мне не просто возиться в конюшне, а прямо по-настоящему покататься на лошади. Для меня тогда это было самым желанным действом. Не просто смотреть со стороны, как это делали взрослые, а самому покататься. Это было моей маленькой детской мечтой, как обычного мелкого паренька, выросшего среди лошадей и конюшен. Какая ещё у меня могла быть мечта тогда? Хах, корзины плести что ли?

Но покатался ли я тогда на коне, как и желал всей душой?

Эх, к сожалению, нет, и это был последний раз, когда я вообще подходил близко к лошадям.

Что же произошло в тот день?

Я не знаю. Точнее, не помню и до сих пор не могу вспомнить. Просто в один момент я, словно после долгого неприятного сна, очнулся в прохладном помещении с белыми пустыми стенами, которое освещало вечернее солнце из небольшого окошка. Было прохладно, ведь зима на дворе стояла, но я был надёжно укрыт толстым тёплым одеялом и лежал на большой перьевой подушке. Помню, ужасно болела голова и я даже не мог понять, кто я такой и что тут делаю. А в голове была неразбериха из мыслей и образов, словно у меня в черепе компания пьяных крестьян собралась и закатила пирушку на все деньги.

И только ближе к ночи, когда я уже сумел собрать мысли в одну единую кучку, ко мне со свечой в руке пришёл молодой с виду священник в чёрной робе и шапкой на голове. Он то и поведал мне приятным тихим голосом короткую историю о том, как один безответственный белокурый мальчуган получил копытом по голове и по причинам, известным одному лишь Богу, остался жив. Захватывающая история.

Павел, а именно так звали священника, оказался настоятелем мужского монастыря, а я сам непосредственно находился в этом самом монастыре, то есть в самой Рязани очутился. Магия какая-то, подумал тогда я! А на мой скромный вопрос: «Как так-то?» мужчина с горящими от энтузиазма глазами воодушевлённо ответил, что сам пока не может дать мне ответ, но обязательно даст его в ближайшее время.

Те дни я вообще мало помню.

Головушка моя после встречи с копытом нерадивого скакуна была как чумовая, а разум то и дело плавал, как в киселе каком-нибудь. Всякие странные и непонятные сны к тому же снились и нередко мешали спать или сосредоточиться, смысл которых к тому же ускользал моментально, стоило мне только проснуться. Частенько я засматривался просто в одну точку и ни о чём не думал, не в силах перевести взгляд в сторону.

Помню, сначала сам отец Павел навещал меня каждый день и, как курица наседка, следил за мной, а в последующем приходили другие люди в таких же чёрных робах. Молитвы читали, вроде… Когда говорили, когда молились, а бывало просто стояли и молчали. Плохо помню, честно говоря. А вот более ясное сознание вернулось ко мне только тогда, когда меня начали брать за правую руку, как при рукопожатии, и просто стоять.

Один, второй, третий, четвёртый. Чем больше монахов приходило ко мне просто подержать за руку, тем лучше я себя чувствовал, как бы странно это не звучало. Так продолжалось какое-то время, пока в один день я полностью осознанно не заговорил с отцом Павлом, который всегда следил за всеми этими рукопожатиями.

Разговор вышел странным слегка.

Во-первых, отец Павел, не выгоняя пяток монахов, находившихся в тот момент в комнате, с серьёзным выражением лица обрушил на меня новость, что сам Господь Бог спас меня в тот день и даровал мне величайший дар. Дар Исцеления. Все те люди, приходившие ко мне на протяжении всех этих дней, имели разной степени болезни и недуги, которые после недолго контакта со мной начинали сходить на нет. Ожоги исчезали, раны очень быстро затягивались, простуда исчезала через десяток минут и зрение становилось у некоторых намного лучше, даже у тех, у кого оно почти пропало.

— Только руки ты ещё не отращивал, Александр, но даже имеющиеся случаи просто невероятные!..

Так и начался новый этап моей жизни в этом мире.

***

Судьба святого

1881–1884 год

Следующий день рождения я отмечал уже в Спасо-Преображенском мужском монастыре среди послушников и монахов, как самый обыкновенный послушник. Ну, почти обыкновенный. На протяжении всего того года меня учили монахи. Не в обиду дядьке Захару и его сестре, которым, кстати, как я позже выяснил, сказали, что я погиб по дороге, якобы ко «врачу», но меня, наконец, обучили писать на русском языке и читать литературу разного типа.