Комментатор

Но в то утро, после первого и, по сути, единственного совместного прошлого, когда физическое удовлетворение и любовь к Даниэлю враз укротили привычное буйство и порывистость этой девушки, когда она стала мягкой и покладистой, стараясь казаться незаметной, исчезнуть в его объятиях, когда она благодарно пристраивалась на прокрустовом ложе, которое Даниэль оставил ей возле себя, когда она даже задерживала дыхание, боясь нарушить отведённые ей границы, пределы этого крошечного приюта, наполненного необъятным сокровищем её зыбкого счастья, – тогда при виде Евы, ставшей идеальной, податливой, при виде этого тигра, превратившегося в прикроватный коврик, мысли Даниэля медленно, но верно уводили его к Дениз, той самой Дениз, которую он странным образом подцепил в новогоднюю ночь, сбежав из постели очередной захмелевшей Мими с бредовой мыслью о том, что, мол, вот уже новогодний вечер, и все лихорадочно проживают жизнь, а он довольствуется прошлогодними ошмётками, этой Мими, которую он знает как облупленную, в чьей постели он оказался из-за досадного недоразумения, после неудачного свидания с той бабой в «Кентукки», уверявшей, что она девственница (а, судя по её прыщам и обсыпанной чирьями шее, может, так оно и было), которую он по привычке проводил до дома и поэтому опоздал на встречу с Убертой (интересно, эта австрийка с глупыми красивыми глазами всё-таки пришла?), и тогда ему домой позвонила Мими и вовремя отвлекла его от жалкой мысли: «Новогодняя ночь, а так паршиво. В новогоднюю ночь всегда паршиво».

Мими купила бутылку шампанского и целую курицу на двоих.

Голос девушки

А я думала, что ты уже не придёшь, вот и напилась одна…

Комментатор

…И он тоже выпил, но в ту пору еда вызывала у него отвращение, он переедал, и ему казалось, что он загнивает от жира, что у него в животе и во рту кишат черви, да и отношения с Мими были скорее вялыми, между ними выкипело слишком много мыслей и нежности, они знали друг друга наизусть; поэтому в то воскресное утро, когда он увидел, как она храпит, точь-в-точь как в своё время храпела испанская княжна, а солнечные лучи пробивались сквозь занавески и освещали тяжёлое тело пьяной и бесполезной женщины, лежавшей рядом с ним, точно жвачное животное…

Даниэль

Как это меня занесло к этой женщине? А плечи у неё ещё ничего…

Комментатор

«Я хотела бы быть мальчиком, чтобы с восхищением ласкать собственное плечо», – сказала бы она, ай, да ладно…

…Смехом прикрываясь от близкой старости, так прикрывается она молоденькими девицами, таская их повсюду с собой для привлечения мужчин, которые (остатки которых) перепадают и ей, так прикрывалась она деньгами, пока всё не истратила (нет ничего безобразнее старости, если в ней нет даже богатства, чтобы хоть чем-то прикрыться, ведь сама старость и есть нищета)…

Даниэль

Я должен прославиться или заработать кучу денег, чтобы позже, когда мне будет сорок или пятьдесят лет, когда желание любви дойдёт до пика и начнёт, как у других мужчин, хлестать через край, – чтобы тогда я смог заменить молодость более метким оружием и чтобы мне не пришлось довольствоваться всякими отбросами и случайными добычами. Я буду ходить богачом в окружении десяти женщин, и если кто-нибудь захочет со мной заговорить, то он даже и не подступится ко мне, а если он захочет поговорить о литературе или о кино, то я скажу ему: «Даниэль? Писатель Даниэль? Не слыхал о таком», – с неизменным презрением, уничижением, высокомерием…

Комментатор

…В то мгновение он выскочил из постели:

«Что я забыл у этой обнищавшей пьяной княжны?»

Со жгучим желанием бежать что есть мочи, что есть силы. «Куда же ты, зайчик?» – пробормотала княжна сквозь сон.

Пойман с поличным…

Даниэль

Мне надо позвонить, я сейчас вернусь.

Комментатор

Как всегда, струсил. [Много же мужества нужно, чтобы быть трусом в наши дни, когда миром правят законы мужества.]

Голос Княжны

Возьми тогда ключи, зайчик.

Комментатор

Да-да, ключи он взял. «На кой чёрт мне ключи, если возвращаться я не собираюсь?»

«Как ей их вернуть? Вот ведь задача!» Сзади он почувствовал тревожный, острый, настороженный взгляд княжны, проснувшейся от его шагов и от чудовищного, жестокого предчувствия. Он стоял уже одетый в дверях и растерянно, боязливо мял в руках ключи под испепеляющим взглядом женщины, приподнявшейся на постели, как вдруг, решившись наконец, он резко открыл дверь, бросил ключи на столик с развязным «знаешь ли, дорогая… ключи мне не нужны…», захлопнул за собой дверь, пустился бегом через подъезд ко двору и, лишь когда оказался в ста метрах от дома, выдохнул с облегчением и перешёл на шаг, то и дело поглядывая на свои руки – нет ли на них крови после преступления, после этого убийства человеческих чувств! Так и на сей раз – он оставил храпевшую Мими с незапертой дверью, ведь не мог же он её закрыть снаружи… (а что если он никогда не вернётся?) и нащупал в кармане приглашение на вечер в доме сводницы, которая решила его женить и как-то раз, назвав его бедным мальчиком, показывала ему ванную комнату:

Голос женщины

Если Вы женитесь, у Вас тоже будет такая ванная.

Даниэль

Так и быть, я женюсь, если девушка принесёт мне десять миллионов франков в приданое.

Комментатор

…По дороге, возле издательства «Минюи»: «Hello, Даниэль», – его приятель Джимми. «Пойдём со мной на новогодний вечер к одной свахе, – сказал Даниэль. – Только сначала давай прогуляемся по Бульмишу29, мне нужно немного проветриться», – а на самом деле он всё ещё не терял надежды на бог весть какое новое приключение. И перед кафе «Дюпон-Латен» в толпе, где взгляд с трудом различал лица, он увидел высокую девушку с каштановыми волосами и со смеющимися голубыми или зелёными глазами – глазами такого цвета, который сулил наконец неизведанные края, и вот он уже бросил Джимми…

Даниэль

…Подожди немного, я сейчас вернусь…

Друг

Даниэль всегда сбегает к кому-нибудь другому! Когда же это прекратится? Настанет ли невообразимый миг покоя?

Комментатор

А затем, нагоняя девушку всё с той же глупой болтовнёй, превратившейся в дежурную церемонию, в нечто вроде «здравствуйте»:

Даниэль

Вечер добрый, мадемуазель… Все вокруг веселятся, а Вы идёте одна, среди бедняков…