– - А в случае немедленного подписания мира разве исключена возможность немецкой военной интервенции в Эстонии и Латвии?

– - Положим, что так, но там только возможность, а здесь почти наверняка"(10).

Таким образом, Троцкий и Ленин действительно договорились о том, что мир будет подписан, но не после предъявления ультиматума, а после начала наступления германских войск.

Более откровенно Троцкий коснулся этого вопроса в ноябре 1924 года в статье "Наши разногласия", оставшейся в те годы неопубликованной. Касательно брестских переговоров он писал:

"Не могу, однако, здесь не отметить совершенно безобразных извращений брест-литовской истории [...]. [...] Выходит так: уехав в Брест-Литовск с партийной инструкцией в случае ультиматума -- подписать договор, я самостоятельно нарушил эту инструкцию и отказался дать свою подпись. Эта ложь переходит уже всякие пределы. Я уехал в Брест-Литовск с единственной инструкцией: затягивать переговоры как можно дольше, а в случае ультиматума выторговать отсрочку и приехать в Москву для участия в решении ЦК. Один лишь тов. Зиновьев предлагал дать мне инструкцию о немедленном подписании договора. Но это было отвергнуто всеми остальными, в том числе и голосом Ленина. Все соглашались, разумеется, что дальнейшая затяжка переговоров будет ухудшать условия договора, но считали, что этот минус перевешивается агитационным плюсом. Как я поступил в Брест-Литовске? Когда дело дошло до ультиматума, я сторговался насчет перерыва, вернулся в Москву и вопрос решался в ЦК. Не я самолично, а большинство ЦК по моему предложению решило мира не подписывать. Таково же было решение большинства всероссийского партийного совещания. В Брест-Литовск я уехал в последний раз с совершенно определенным решением партии: договора не подписывать. Все это можно без труда проверить по протоколам ЦК"(11).

То же самое следует и из директив, переданных в Брест Лениным по поручению ЦК. Директивы предусматривали разрыв переговоров в случае, если немцы к уже известным пунктам соглашения прибавят еще один -- признание независимости Украины под управлением "буржуазной" Рады.

Однако в брестском вопросе Троцкий так и остался ошельмованным. При жизни Ленина он не смог начать оправдываться из-за лояльного отношения к Ленину. После смерти Ленина оправдываться было уже поздно. Те, кто боролся с Троцким за власть, не были заинтересованы в исторической правде.

5 февраля по н. ст. Троцкий встретился с Черниным. Глава советской делегации в Бресте был готов к разрыву и в общем провоцировал немцев и австрийцев на предъявление неприемлемых требований, заявляя, что "никогда не согласится" на заключение странами Четверного союза отдельного мирного договора с Украиной. Немцы приняли вызов. 5 февраля по н. ст. на совещании в Берлине под председательством рейхсканцлера Г. Гертлинга и с участием Людендорфа было принято решение "достичь мира с Украиной, а затем свести к концу переговоры с Троцким независимо от того, положительным или отрицательным будет результат". Форма разрыва (ультимативная или нет) оставлялась на усмотрение германской делегации в Бресте.

27 января (9 февраля), открывая утреннее заседание, Кюльман, а затем и Чернин предложили советской делегации подписать мир. Тогда же на заседании политической комиссии представители Четверного союза объявили о подписании ими сепаратного договора с Украинской республикой. Согласно договору Рада признавалась единственным законным правительством Украины, причем Германия обязалась оказать Украине военную и политическую помощь для стабилизации режима страны. Правительство Рады, со своей стороны, обязалось продать Германии и Австро-Венгрии до 31 июля 1918 года 1 млн. тонн хлеба, до 500 тыс. тонн мяса, 400 млн. штук яиц и другие виды продовольствия и сырья. Договор о поставках одного миллиона тонн зерна считался секретным. Предусматривалось также, что договор не будет ратифицирован германским правительством, если Украина нарушит соглашение о поставках.

Вечером 27 января (9 февраля) Троцкий доносил из Брест-Литовска в Смольный, что Кюльман и Чернин "предложили завтра окончательно решить основной вопрос". Историк А. О. Чубарьян расшифровывает, что в этой телеграмме Троцкого речь шла о подписании мирного договора между Германией и Австро-Венгрией, с одной стороны, и Украиной, с другой. "Таким образом, повторяю, -- продолжал Троцкий, -- окончательное решение будет вынесено завтра вечером". Тем временем в Киеве большевиками предпринимались судорожные попытки сформировать правительство и объявить о захвате власти. "Если мы до пяти часов вечера получим от вас точное и проверенное сообщение, что Киев в руках советского народа,-- телеграфировал в Петроград Троцкий,-это может иметь крупное значение для переговоров"(12). Через несколько часов просьба Троцкого была уважена и ему телеграфировали из Петрограда о победе в Киеве советской власти. Троцкий уведомил об этом делегации Четверного союза. Но очевидно, что даже в том случае, если бы Троцкий говорил правду, немцы и австрийцы не собирались следовать его совету и отказываться от соглашения, которое было нужно еще и как средство давления на большевиков.

Обмен мнениями по украинскому вопросу был назначен на 6 часов вечера 28 января (10 февраля). "Сегодня около 6 часов нами будет дан окончательный ответ, -- телеграфировал в этот день в Петроград Троцкий.
– - Необходимо, чтобы он в существе своем стал известен всему миру. Примите необходимые к тому меры"(13). Историк С. Майоров комментирует:

"Однако, ни в первом, ни во втором донесении Троцкий не сообщал, в чем же будет состоять существо того ответа, который он собирался дать на ультиматум германской делегации [...] Ему даны были совершенно точные инструкции, как поступить в случае предъявления ультиматума с немецкой стороны. [...] Троцкий должен был, руководствуясь этими инструкциями, принять предложенные немецкими империалистами условия мира"(14).

Такой вывод безоснователен. Майоров ошибочно считает, что "28 января (10 февраля) В. И. Ленин и И. В. Сталин(15) от имени ЦК партии, еще раз подтверждая неизменность указаний партии и правительства о необходимости заключения мира, телеграфировали в Брест-Литовск Троцкому [...] Но Троцкий [...] нарушил директиву партии и правительства и совершил акт величайшего предательства"(16).

В телеграмме, посланной Троцкому в 6.30 утра в ответ на запрос Троцкого, Ленин писал:

"Наша точка зрения Вам известна; она только укрепилась за последнее время(17) и особенно после письма Иоффе. Повторяем еще раз, что от киевской Рады ничего не осталось и что немцы вынуждены будут признать факт, если они еще не признали его. Информируйте нас почаще"(18).