Сейчас Настасья расположилась за этим столом одна: Ивар должен был прийти только через полчаса, ровно в девять вечера. Они всегда занимались по вечерам – когда дедушка приходил из своей лаборатории при университете. И когда все соседи, с которыми можно было ненароком столкнуться на лестнице, уже сидели по домам. Хотя последняя проблема разрешилась еще года три назад. В их подъезде, кроме семьи Ивара и кроме самой Настасьи с дедушкой, теперь проживали только две пожилые супружеские пары, да и те – на первом и на втором этажах. При этом квартира Ивара находилась на третьем, а Настасьина – на последнем, четвертом этаже старого, возведенного еще в девятнадцатом веке, дома.

Дом этот при строительстве не был разделен на жилые подъезды: его предназначили для одного из городских присутственных учреждений. Только потом, уже после Второй мировой войны, его разбили на квартиры. И поделили на вертикальные секции, условно назвав их подъездами. Настасьин дед говорил, что в некоторых квартирах до сих прятались под обоями двери, через которые можно было попасть в соседнее парадное. Но сейчас Настасья думала не об истории дома – ожидала ответа на свой вопрос.

– Летом 2077 года не только твои мама и папа пропали, – сказал Петр Сергеевич. – Произошло и многое другое. Помнишь, я вам с Иваром рассказывал, с чего началась информационная революция в конце двадцатого века?

– Компьютеры и средства коммуникации резко подешевели и стали доступны практически всем желающим.

– Всё верно. Вот и летом 2077 года случилось нечто подобное. Незаполненные капсулы Берестова резко упали в цене. Тогда говорили, что в Китае – в их знаменитой агломерации «Шелковый путь» – нашли способ удешевить их производство. Но я слышал другое: оно изначально было дешевым. Просто в первый год после появления капсул на рынке сам Берестов – тот, кто их изобрел, – как мог, противился снижению их цены. Опасался – и без оснований – что его игрушка может оказаться опасной. Ошибся, правда: она оказалась не опасной – она оказалась гибельной.

Настасья поерзала на стуле: о гибельности ей очень хотелось расспросить дедушку поподробнее. Однако она знала: эта тема была под негласным запретом в их доме. Да деду и не приходилось особенно стараться, чтобы оградить внучку от информации обо всем, что происходило за пределами их дома и двора. Глобалнет приказал долго жить, и даже телевидение работало с перебоями. А выпуски новостей не выходили в эфир вовсе. В 2077 году в Риге было 248 телеканалов, а сейчас оставалось только два. По одному из них беспрерывно крутили старые американские телесериалы. А по второму – показывали спортивные соревнования: турниры по дартсу в пивных барах; матчи по снукеру в ночных ресторанах; состязания по настольному теннису в школах и университетах.

Да и эти два канала периодически прерывали вещание: и в Риге, и во всем Балтсоюзе отключения электричества случались как минимум раз в неделю. Само электричество было доступным, чуть ли не как воздух. Но электросети требовали ремонта и контроля – а ремонтировать и контролировать их стало почти что некому. Однако телевидение молчало о регулярных блэкаутах так же, как и обо всем остальном.

И Настасья задала другой вопрос – вместо того, что вертелся у неё на языке:

– Но всё же Берестов согласился на продажу своих капсул по дешевке?

– Его мнение роли особой не играло. До меня доходили слухи, что он с самого начала подписал договор со вторым соучредителем «Перерождения». И будто бы в этом договоре были прописаны их полномочия: Берестов руководит научной деятельностью корпорации, а всеми вопросами бизнеса ведает его партнер, Денис Молодцов.

– Но разве Молодцов не потерял деньги из-за снижения цен?

– Вряд ли такие люди, как он, теряют деньги. Недополучил в одном – компенсировал в другом. Во-первых, объемы продаж капсул тут же возросли в разы. Во-вторых, «Перерождение» открыло новую линейку продаж: заполненные капсулы с материалом добровольных доноров. А, в-третьих… – Дедушка запнулся было на полуслове, но потом всё-таки договорил: – В-третьих, Молодцов всё рассчитал верно. Трансмутация приобрела популярность. И богатые люди, единожды поменявшие внешность, на этом уже не останавливались. Особенно если трансмутированные оболочки портились: старели, набирали вес или начинали болеть теми болезнями, от которых страдали изначальные носители. Потому-то особым спросом начал пользоваться материал детей. Да и вообще – молодых здоровых людей не старше двадцати пяти лет. Теперь ты понимаешь, почему я не велел вам с Иваром посещать гимназические занятия?

– До двадцати пяти нам еще далеко…

– Да и после этого вы вряд ли будете в безопасности – с вашей-то красотой!

Отвернувшись от деда, Настасья поглядела на свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. И увидела бледное лупоглазое существо с очень длинными, уложенными в массивный пучок черными волосами, совершенно прямыми – ну, хоть бы немножко они вились! Вот у Ивара были настоящие кудри! И он-то действительно был красивым, прямо как сказочный принц.

– А когда мы с Иваром сможем пожениться?

Настасья не особенно хотела замуж – даже за Ивара. Однако замужество – это был шанс обрести свободу. Хоть немного больше свободы, чем она имела сейчас. Ивар – тот совсем не тяготился их заточением. Для него главное было, что Настасья рядом и что она в безопасности. Но вот она сама – это было иное дело.

Дедушка глянул на неё так пристально, что она быстро прибавила:

– Я потому спрашиваю, что в последнее время Ивару совсем житья дома не стало. Ты же знаешь: его мама… она заболела. А сестры – они его ненавидят. И постоянно его шпыняют: дескать, он им наверняка родня только наполовину, по матери. А иначе с чего бы он был таким смазливым – когда у них самих внешность строгая? Проще говоря: чего это он – красавчик, а они – уродки? Пока их мама была дома, они, конечно, таких разговоров себе не позволяли. А теперь измываются над братом, как хотят.