После встречи как-то успокоился, почти забыл девчонку, что поимела меня. Чувствовал себя каким-то вибратором, ей богу. Девственности она со мной, значит, лишиться захотела. Без предупреждения, без моего согласия. И ладно бы потом осталась, но нет. Свалила.

А потом эти парни, сплошной адреналин. Я даже подраться успел, а потом они нож достали, и я успокоился. Как-то умирать в мои планы нихрена не входило, решил обхитрить, сказал, что достану деньги из сейфа и свалил. Сбежал! Я вообще никогда от такого не бегаю. Спортивный разряд есть, как бить правильно тоже знаю, но когда у твоего горла нож, жить хочется и вместо адреналина появляется рациональность. Думаешь уже не о том, как по морде съездить, а как выжить.

Эмоции стали утихать, а мозг проясняться только тогда, когда парни сбежали, а Алина провела меня на кухню. Я тогда реально подумал, что ебанулся… ну с кем не бывает, девка настолько в голову запала, что я ни о чем другом думать не мог. Запах ее вспоминал, податливое тело подо мной, упругую задницу и грудь…

Я в Алине девку эту увидел, даже голос такой же, а потом она присела и подняла голову. Этот ее невинный взгляд…

Мне секунда потребовалась, чтобы отрисовать в памяти вчерашнюю Асю и сегодняшнюю Алю. Не хватало укладки волос и макияжа. И очки явно были лишними. В остальном же – один в один. Даже родинка на плече та же. Я ее машинально отметил, когда Алина потянулась к моему лицу, чтобы обработать рану. Точно такую же я вчера целовал.

Разозлился, конечно, и пар пошел выпускать в душ. Надеялся, что отпустит и в голове хоть какое-то объяснение ее поступку будет. Я ее не узнал. Ни голос, ничего не сказало мне об Алине. Но мы и не общались толком. Здоровались, это да. Ну и пять лет назад я ее на морозе нашел, от гопоты их местной деревни забрал. Но это так, вскользь. Пять лет прошло, она естественно изменилась, хотя ощущение было, что очки те же носила.

Двадцать минут в душе не помогли мне с ответом на вопрос “Нахрена полезла?”. Я ее не узнал, она меня спроцентово да. Мы с Борей постоянно тусим вместе, я частенько у них дома бываю и она иногда была в моем присутствии. Стол там накрывала, с братом о чем-то разговаривала. Она. Меня. Узнала.

Хер знает, что хуже. Чистая случайность или вот эта преднамеренность. Она же именно меня склеила, от Лерки увела. Сука-а-а-а-а! Лучше бы я по обычаю Леру трахал, потому что сестру Бори… Он ведь трясется над ней, переживает, столько раз говорил, что боится, как бы ее какой-то мажор не склеил или мразь какая-нибудь. Таких сейчас много. Я себя не могу к мажорам отнести. Какое-то время папа бабки давал, я их спускал, сейчас лавочку прикрыли. Со вторым сложнее… я не мразь, конечно, конченная, но и до хорошего парня, как до луны. Мне отношения вообще нахрен не упали…

Из душа вышел еще злее, чем зашел. Первое, что увидел – ее. Постель мне расстилает, подушку в синюю ткань запихивает, бережно расправляет простынь. Я вместо того, чтобы как-то обнародовать свое присутствие, стою смотрю… на ее задницу. На упругие ягодицы, которые я вчера сминал в своих руках. Блть! Но хуже не это… хуже то, что я ее хочу. Член стоит, руки чешутся подойти, допросить, узнать, какого хуя она меня использовала и… использовать ее. Трахнуть еще раз. Повторить вчерашнюю ночь.

Хрен знает, как сдержался. Сейчас не жалею, хотя в паху сильно ноет и виски, что налил себе в стакан, не помогает. Я с сожалением смотрю на бутылку и наливаю еще. Ставлю односолодовый обратно. Нахрен больше пить. Не успокаиваюсь совсем, только распаляюсь. И на дверь ее комнаты смотрю. Идти с расспросами, конечно, не стану. Вообще лучше сделать вид, что я ее нихрена не помню. С этим я, в общем-то, отлично справился. Надо держать лицо и дальше.

Иду к своему дивану, ставлю стакан на стол и замечаю листок, на котором ровным почерком написано:

“В холодильнике есть колбаса и сыр, чай и сахар ты знаешь где. Я ложусь спать, устала”

Я отпиваю с бокала виски и бросаю взгляд на ее дверь.

Лгунья.

Устала она, спать ложится. Как же…

Злость берет такой силы, что я не рассчитываю силы и сдавливаю стакан, который лопается в моей руке.

– Сука… твою ж мать!

В руку вонзается несколько осколков, кровь капает на белоснежную поверхность столика и на ковер.

Зрением улавливаю какое-то движение и только потом понимаю, что это Алина. Вышла со своей комнаты и идет ко мне.

– Господи… – выдыхает она, приседая на корточки рядом со мной.

Осматривает рану, проводит пальчиками по моей руке и просит меня никуда не уходить. Как будто тут вариантов сотни. Меня пасут так-то у подъезда.

Алина возвращается с той же коробкой лекарств. Кладет ее на столик, извлекает бинт, перекись, вату, уверенно хватает меня за руку и переворачивает ту ладонью вверх.

– Я достану осколки, потерпи, ладно? Обезболивающего у меня нет, – произносит мягко. Успокаивает, как ребенка.

Я киваю, крепко сцепив зубы.

Она извлекает один осколок, затем второй, третий. Осматривает раны, из которых сочится кровь. Я не чувствую нифига, потому что на нее смотрю неотрывно.

– Вот этот порез глубоковатый, остальные нормальные, их можно залить перекисью для дезинфекции и закрыть бактерицидным пластырем.

– А с глубоким что?

– Зашить бы.

– Умеешь?