Для себя она нашла краткое и удобное объяснение: «Хуана не ценят на работе, завидуют ему, поэтому и платят так мало» – и водружала на его голову очередной нимб.

Во время прогулок Карина упреждала любое его желание: «Хуан, ты хочешь есть, давай купим тебе пончиков? А пива?» – заискивающим голосом каждый раз спрашивала она самодовольного Хуана.

Хуан, как маянское божество, лишь водил глазками, морщил нос, снисходительно соглашался только на дорогое американское пиво. После первого глотка его лицо расплывалось в блаженной неге, затем он открывал рот в отрыжке с целой палитрой запахов его нутра.

Карина была счастлива в своем малюсеньком мире, который заполнил этот упруго-толстый прощелыга.

Мир Хуана был другим. Прожорливый, многолапый, с кривыми когтями-цепками дух игрока каждую минуту требовал снеди, из-за него Хуан не мог вечерами спокойно вечерами потягивать пиво и смотреть футбол.

Давно, в день совершеннолетия, он впервые сел за щербатый карточный стол, выиграл и испытал первый свой оргазм. Намокли штаны, ему стало стыдно, что другие это увидят. Но другие с восхищением прищелкивали языками, поправляли шляпы и закуривали. Всеми своими действиями они признавали за новичком его превосходство, награждали похвалами любимчика фортуны, любовника карточной колоды. Хуан тогда еще не знал, что стал участником самого захватывающего театра, под названием «Игра».

Первый подстроенный выигрыш он заглотил как крючок с наживкой, по самые жабры. Как только он пересчитал купюры, сразу же почувствовал нежное прикосновение женской руки к шее. От запястья сладко пахло карамельными духами. Ему принесли виски, первый стакан обжигающей смеси он по-взрослому, залпом опрокинул под одобрительные крики посетителей. Женская рука гладила его уже по плечам, спиной он почувствовал прикосновение тела, такого теплого, втягивающего как воронка. В паху горело, она вела его за собой как новорожденного теленка. В ту ночь он стал мужчиной, победителем, мачо.

Спустя годы в его памяти почти стерся образ первой проститутки, но Хуан остро, снова и снова хотел ощутить тот дикий вкус смеси из выигрыша, денег и секса. Теперь у него было три своих Бога, которым он приносил любые жертвы.

Но сейчас реальность его кислой жизни была такова: черных дней неудач становилось все больше и больше.

Каждый раз Хуан свято верил, что в этот раз от сорвет огромный куш. Он вымогал, выменивал, выпрашивал, вымаливал по несколько десятков песо.

Но мексиканцы народ прозорливый. Метка игрока-неудачника ярко светилась на квадратном лбу Хуана. Чаще и чаще ему отказывали. Лицо его заливалось негодованием, в уголках рта проступала пена гнева, и вместо того, чтобы спокойно уйти, приняв свою участь, он только усугублял положение, выкрикивая оскорбления и проклятия.

Со временем друзей у него не осталось, родственники еле – еле сдерживали себя при его появлении на семейных торжествах. Он с оскорбленной миной усаживался за стол, не соблюдая правил старшинства и уважения, наваливал полную тарелку еды и чавкал. Замечания старших его не волновали. Набив утробу, он икал, поднимался из-за стола и выкатывался на улицу, смачно харкнув на порог принимающего дома.

Однажды он увидел Её, и в голове засела неутолимая ничем тяга. Он хотел ее видеть, сжимать, трахать. Эта женщина в блестящем, змеиного цвета платье, с платиновыми волосами и красным ртом стала его наваждением. Имя у красногубой дивы было цветочное, сладкое – Маргарита. Пахла она так же пряно-сладко. Хуан понимал, что она стоит дороже, чем те, кто были в его жизни. Это раззадоривало еще сильнее. Он закрывал глаза и ощущал прилив вожделения. Зеленое платье, зеленое сукно, зеленый абсент в руке бармена. аргарита нарывала в мозгу как долбаная заноза. Он приходил в ярость, когда видел ее в сопровождении нового мужика, который по праву покупателя держал пятерню на ее круглом заду. Маргарита при этом задорно смеялась, расхабаривая широко рот. Он сходил с ума, представляя, как он сорвет самый большой денежный куш, и она послушной сукой пойдет за ним. Он схватит ее за волосы и сделает с ней все, на что не были способны все эти импотенты в ковбойских шляпах и дорогих сапогах.

Через некоторое время Хуан появился в квартале в настоящей ковбойской шляпе и новехоньких сапогах на квадратном каблуке. Надутая фигура Хуана стала еще комичнее.

Каждый день Хуана превращался в день надежды – отыграть, сорвать банк. И даже будет неплохо, если он сможет вернуть проигранную вчера грошовую зарплату Карины.

Этот день был таким же. Полдень и чертово солнце палили так, что кожа, ему казалось, сейчас зашипит и начнет вспучиваться. На улице не было даже дохлой собаки. Окна были завешаны плотными занавесками, тряпками, но это мало спасало от тошнотворной жары. Под тяжестью его туши каблуки сапог по основание утопали в асфальте.

Хуан завернул за угол игорного квартала, и его поросячьи глазки вперились в дверь неказистого одноэтажного здания с выцветшей вывеской «Бар Маркуса». Окна были грязными, и что-то увидеть возможно было только ночью, когда внутри загорался тусклый свет настольных ламп.

Повертев головой по сторонам, собравшись с духом, Хуан пнул дверь и шагнул вперед. Но пола его правая нога не почувствовала. Он ступил в воздух и с грохотом ввалился в темный проем двери. Выпалив несколько смачных проклятий и сплюнув по своему обыкновению на пол, Хуан близоруко стал вглядываться в темноту.

Глаза привыкли, и проявились первые очертания. Это была обычная комната с низким прокопченным от сигарного дыма потолком, в которой стояли четыре круглых стола с зеленым прожженным сукном. В углу располагалась барная стойка с широкой столешницей из серого мрамора. На стойке в широкой банке лежали лимоны. Вот и вся неприхотливая закуска для посетителей.

Бар был пуст. Из-за стойки выглянул бармен Маркус.

– Привет, Хуан. Ты все же пришел, – оживленно поприветствовал его Маркус, – проходи, садись вон за тот стол» – указал рукой, в которой была рюмка. – Она уже на подходе, ждем».