Расстроенный Гир, соскочив с передка, дальше сопровождал повозку рядом уже пешком. Нин между тем, мирно посапывала в возке, не подозревая о замыслах на ее судьбу Пузура.

***

– Нануум!! Отдай сам, это мракобесное творение! – Послышалось снизу. Ваятель узнал голос Силиг-Силига, своего заклятого соперника. – Отдай, и мы вместе разрушим его и разойдемся друзьями! Оно овладело тобой, но у тебя еще есть возможность вырваться из цепких объятий темных гулла!

Взглянув с узкого проема вниз, Нанум среди беснующейся толпы, увидел блиставшую в свете огней, бритую голову Силиг-Силига.

– Убирайтесь! – закричал он – Здесь нет никаких гулла!

– Отдай нам то богомерзкое творение, которое ты делал под их гнусным наущением!

– Уйди по-хорошему Силиг-Силиг! Не то, я не ручаюсь за твою паршивую, полную зависти и скверны головешку!

Разбогатевшего за счет влиятельных заказчиков, прельщаемых изображением их в наилучшем виде, Силиг-Силига это задело за живое. Он тщательно скрывал свою зависть к умению Нанума в простых вещах находить значимое и с легкостью воплощать задуманное, и всем видом показывал презрение к сопернику, наоборот, рассказывая всем вокруг как Нанум ему завидует.

– Ты сам завидуешь моему успеху, мелкий завистник! – Крикнул он, выглядывая из-за спин.

Нанум наоборот считал несправедливым, что бездарь, лепящий свои творения так же быстро как пекарь стряпает лепешки, не задумываясь о возвышенном, пользуется большим спросом, чем тот, кто над каждым своим творением корпит, обливаясь потом, как повитуха над роженицей, помогающая появиться на свет божьему созданию.

– Успеху?! Да я предпочту умереть под забором, чем иметь успех продажной женщины!

Видно было, как внизу, раскрасневшись, его закадычный «собрат» по резцу, заметался от злобы. Заметив, что его слова возымели действие, ваятель торжествующе высунулся в окно.

– Уходите, пока я не обратился к стражам! – Прокричал он.

– Я сам вызову стражей, и они тебя вытащат, вместе с твоей богомерзостью, грязный поклонник Тиамат! – отвечал ему снизу Силиг-Силиг.

Возможно, все бы и закончилось перебранкой, но тут в сторону учеников Силиг-Силига, не решавшихся на приступ, полетели камни. Откуда они летят, никто разбираться не стал, вооруженные дубинками ученики бросились выламывать двери, в свою очередь рабы и немногочисленные ученики Нанума бросились их защищать. Не надеясь пробиться сквозь крепкую дубовую дверь, осаждающие начали кидать камни в сторону обиталища «богомерзости». Хозяин этого обиталища, победно высунувший голову, чтобы снова крикнуть что-то обидное, получив камнем в лоб, вынужден был спрятать ее обратно и больше не показываться; лишь обсыпающееся здание, глядело облупленными стенами на беснующихся людей. Сверху, защитники верные хозяину, также отвечали градом камней, гораздо удачней попадая в незащищенные тела осаждающих. Не выдерживая давления и работы орудий каменотесов, дверь все, же поддавшись, сорвалась с петель. Ликующие ученики Силиг-Силига, подначиваемые наставником, ворвались в помещение вооруженные тесаками и дубинками, однако внутри нападающих встретило достойное сопротивление. Не имея возможности размахнуться для удара в узком проходе, осаждающие получали ощутимые тумаки по телу и несносные удары по голове и лицу, больше всего доставалось непокрытым головам, разлетаясь в разные стороны, кровь забрызгивала стены прохода коптившегося от едкого дыма светильников. Сошедшимся лицом к лицу врагам, из-за тесноты не оставалось ничего другого, как ухватившись, за шеи друг друга, стараться придушить противника; либо тыкая достать их палками, или просто, в ожесточенном бессилии, пытаться ногтями исцарапать ненавистные лица, вырывая бороды и волосы с немногих косматых голов. И послышались в полутьме прохода, крики проклятий и хрипы удушаемых; полетели вырванные клочья волос и выбитые зубы. В теснине потасовки, уже нельзя было понять, кто свой кто чужой, противники знали только, что тот, кто впереди напротив, это враг. Явно проигрывая подготовленным к обороне защитникам, нападавшие служители прекрасного, думали теперь лишь о том, как бы выйти из этой заварушки живыми и невредимыми. Вынужденные отступить, под улюлюканье учеников Нанума, чья очередь теперь пришла ликовать, они вырвались из дома, с той же скоростью с какой ворвались в него. За ними тут же встала выломанная дверь, и послышались звуки заставляемой утвари. Видя их бесславное бегство и ожесточенное сопротивление защитников дома, расстроенные поборники добродетели, начали покидать место побоища. Побитые и израненные – отступившие, потирая ушибы и прикладывая к кровавым ранам, оторванные одежды, уходили злые, угрожая кулаками в сторону ненавистного дома и обещая еще вернутся. Вслед им неслись издевательские возгласы победителей их маленькой битвы.

Это была не первая попытка завистливых врагов Нанума, отобрать у него это его творение, но в первый раз случилось, что кто-то попытался сделать это силой.

6. Отрешенность.

Где-то близко, яростно залаяла собака, но для обитателя большого, пустующего, некогда богатого дома, этот лай не значил ничего. Сидя в полутьме, укрывшись с головой грубым рубищем в знак вечного траура, его хозяин не обращал внимания на посторонние шумы, зная, что никто уже не вбежит с радостным криком, встречая его из далекого похода, никто не обнимет, и никто в нем не будет любить как прежде. То, что он еще не умер с голоду, и в доме сохранялся кое-какой порядок, несмотря на заплеванный пол и нечистоты, говорило о том, что кто-то еще заботится об этом. Глядя пустыми бесстрастными глазами вперед, он раскачивался из стороны в сторону. Глубокие рваные рубцы, нанесенные когда-то в знак глубокой скорби, рассекали его заросшие медные щеки. Он мучительно о чем-то думал, напрягая мышцы на морщинистом лбу, неслышно поминая кого-то вновь и вновь. Но за дверью, а затем и в проходе, действительно послышался шум и стук приближающихся шагов. Насторожившийся хозяин притих, не узнавая в шаркающих тяжелых звуках, походки приходящей рабыни, иногда убирающейся в доме и ухаживающей за ним в те редкие дни, когда он позволял это делать. Он хотел иногда еще, с надеждой услышать – легкое дуновение и родное шуршание платьев, и радостный топот быстрых маленьких ножек. Пусть бы они пришли к нему даже в образе посмертных духов, но были бы рядом. Многое бы он отдал, чтобы вновь увидеть ушедших. Сам он не пытался воспользоваться возможностью уйти вслед за ними, лишь оттого, что боялся не удостоиться пропуска туда, где сейчас они обитают. Но это были чужие шаги, может когда-то знакомые, хоть и изменившиеся со временем, но не ожидаемые.

– Здравствуй сагду! – Прорезал тишину пустого дома, чей-то уверенный в собственной значимости голос.

– Зачем, неприятное прошлое, снова врывается в мой дом? – Глухо ответил, из-под своих грязных накидок, не поворачиваясь, хозяин.

– К чему такие мрачные мысли сагду? – Дружески, решил расположить к себе, бывшего боевого товарища незваный гость, морщась от запаха. – Разве не может воин навестить своего старого соратника просто так, чтобы за дружеской чашей вспомнить старые добрые времена и прошлые победы?

– Для кого добрые, для кого злые, а для кого и такие о которых и вспоминать не хочется.

– Полно. Зачем же заперших в четырех стенах, ты продолжаешь жить этим прошлым? Не пора ли проснутся и начать жить новой жизнью?

– Жизнь, которую отняли? – Потянул хозяин.

– Я понимаю, тебе сложно смириться с тем, что теперь ты не в чести и не занимаешь как прежде высоких чинов. Но у тебя есть еще достаточно средств, чтобы заняться хозяйством. Да и гнев государя не вечен. Конечно, тебе пока не вернуть прежнего могущества, но ты еще можешь, как прежде послужить своей стране простым кингалем, начальником городской стражи, или, заняв достойное место в рядах чиновничества, удостоишься доверия, по счету мер и весов. А после, может быть, женишься на молодой красавице, и это пристанище мрака оживет. А со средствами я тебе помогу, можешь даже не думать об этом. – Говоря это, он с неприязнью озирал помещение.

– Не исправить, то, что свершено. – Раскачиваясь, глядя в пустоту, бормотал тот в ответ.

– Я знаю, ты зол на меня, но ты как старый служака должен понять. – Продолжал вельможа, начиная уже жалеть что пришел. – Я тогда сделал то, что должен был сделать ради правоты, как верный слуга своего государя.

– Что? – Подняв в его сторону, мутные, непонимающие глаза, спросил хозяин дома, будто только проснувшись.

– Поставь себя на мое место. – В отчаянии, от того, что не удается найти понимания, сказал гость. – Что я должен был сделать? Не прикажи ты тогда, движимый страхом перед мнимым преследованием, бросить сборку плотов и пуститься в путь под палящим солнцем с поклажей и ранеными, не имея даже в достатке вьючных и тягловых, не навлек бы на свою голову гнев государя за гибель половины войска.