Я судорожно сцепила руки на коленях. Его имя сложно было даже слышать. Поэтому Леху я в чем-то понимала. Самой ничего не хотелось. Хотелось закрыть глаза и исчезнуть. Раствориться в ноябрьском стылом небе.

– Наверное, нам лучше не быть вместе, вот и все, - закончила подруга. – Он не звонил, не писал, хотя я его разблокировала. В школе мы почти не общались. Стали чужими.

– Но он хотя бы жив, цени это, - сказала я, прикрыв глаза. – Я бы все отдала, чтобы Дима жил. Даже если бы мы были не вместе. Главное, чтобы жил…

Сердце заныло. Как он там один? Встретила ли его мама?..

– Полина!
– Подруга обняла меня. – Моя хорошая… Не знаю, как ты все это переживаешь. Ты очень сильная. Очень. Ты со всем справишься!

Мы просидели вместе пару часов. И я была благодарна Диларе за то, что она была рядом, и все это время пыталась меня поддерживать, как могла.

На следующий день мы встретились перед школьными воротами, взялись за руки и вместе пошли в здание. На улице было темно, лишь на востоке горела узкая полоса неба – занимался осенний холодный закат. Листья уже облетели, но снега еще не было, и деревья казались голыми и беззащитными. А всюду царила серость.

На стенде перед входом висела большая фотография Димы в черной рамочке. А внизу располагался стол, на котором стояли свечи и лежали засохшие цветы. Символ памяти о погибшем ученике.

Я остолбенела от неожиданности. Казалось, Дима смотрел прямо мне в глаза, и от этого было не по себе.

Любимый, как ты? Подай знак, если все хорошо. Пожалуйста.

Поняв, что мне нехорошо, Дилара потянула меня за собой.

На меня снова смотрели – как и раньше. Только взгляды были иными. Кто-то смотрел с сочувствием, а кто-то – как будто с издевкой, словно радуясь, что моему счастью пришел конец. Но мне было все равно. Расправив плечи, я шагала по школьным коридорам и лестницам. Это раньше взгляды сводили меня с ума, а сейчас было все равно. Когда теряешь самое важное, остальное потерять уже не боишься. Мне не было дела до других.

Оставив вещи в шкафчиках, мы с Диларой поднялись на второй этаж в кабинет математики. Едва я переступила порог, как все одноклассники и одноклассницы повернули головы в наши стороны. Кто-то смотрел с опаской, кто-то – с сочувствием, кто-то – с радостью, как, например, тот самый Есин, которого Дима однажды ударил.

Глядя на его физиономию, осветившуюся улыбкой, я почувствовала злость. Захотелось подойти к Есину, схватить за ворот выглаженной мамочкой рубашки, встряхнуть и спросить: «Радуешься, что Димы нет, уродец?» Но я не стала этого делать. Просто исподлобья смотрела на Есина, и он, наткнувшись на мой взгляд, вдруг отвернулся. Будто не выдержал его.

Я опустилась на свое место. Рядом было пусто. И позади – тоже. Леха ведь больше с нами.

– Сяду к тебе, - сказала я Диларе и кинула рюкзак на ее парту.

– Ольга Владимировна не позволит, - вздохнула она.

– Плевать. Я сама себе позволю, - ответила я.

В класс вошли Милана и близняшки. Увидев меня, они переглянулись и поспешили к нашей с Диларой парте.

– Мне так жаль, что Барс умер, соболезную, - сказала Милана, коснувшись моего плеча, и меня почему-то передернуло от этого.

– Спасибо, - ответила я.

– Понимаю, что мы с вами были в плохих отношениях, - продолжала Милана, - но хочу, чтобы вы знали, девочки. Мне правда жаль.

– И нам жаль, - подхватили близняшки. – Это просто ужасно!

– Если я могу тебе чем-то помочь, только скажи, - улыбнулась Милана.

Я ничего не ответила – лишь кивнула, выкладывая из рюкзака вещи.

Следующим, кого я увидела, был Егор Власов. Он вошел в класс легкой беззаботной походкой короля жизни, слушая музыку через дорогие беспроводные наушники. И выглядел как человек, довольный жизнью. А я вспомнила его интервью местному каналу, в котором он говорил о Диме гадости. Урод!

Меня поглотила злость – такая что лицо начало гореть, а кончики пальцев, напротив, стали ледяными. Я поднялась из-за парты и направилась к нему, не слушая тихие протесты Дилары, которая все поняла. Остановилась напротив, склонив голову на бок. И улыбнулась.

– О, привет, новенькая, - ухмыльнулся Власов, с любопытством разглядывая меня. – Как дела?

– А как ты думаешь? – спросила я чужим голосом. В этот момент меня раздирала на части ярость, и я едва сдерживала себя.

– Думаю, плохо, у тебя же умер парень, - с фальшивым сожалением сказал Власов. – Прими соболезнования.

– Обойдусь без них.

– Тогда что ты хочешь? – просил Власов.

– Сколько тебе заплатили за то, чтобы ты наговорил журналистам фигню о Диме? – прямо спросила я, чувствуя непреодолимое желание ударить его, да как можно больнее.

– О чем ты? – поднял бровь Власов.

– Не придуривайся. Я тебя узнала.

На лице одноклассника расплылась улыбка, которая сделала его красивое лицо отвратительным. Он склонился ко мне и прошептал на ухо:

– Прилично, Туманова. Хватило на новый айфон и аирподсы.